Для человека булгаковского поколения мотив крови вообще не мог восприниматься независимо от еврейской темы. Ибо к мифическому употреблению евреями христианской крови (в основном, зверски замученных младенцев) общественное внимание в России было привлечено громким "делом Бейлиса" (1911—1913). И СРА, желая как можно более надёжно опорочить евреев в общественном мнении, вызвать к ним волну "народного гнева", породила обширнейший массив литературы, в которой такое употребление "неопровержимо доказывалось".
     "Мальчика держали в наклонном положении и, вырезав ему на плече кожу, в гривенник, кривым ножом открыли ему шейную вену и собирали кровь в таз".
     "Ободрали обои и нашли потайной шкаф, вделанный в стену, в котором висел зарезанный младенец вниз головкой и стояла под ним чаша с налившеюся кровью".
     "Далее следовала рана в шею. Через шею выпустили всю кровь — больше пяти стаканов. Скоту резники перерезают шею, оттуда, по еврейскому верованию, выходит душа. После шейной раны, как установлено проф. Косоротовым, последовал перерыв. Убийцы собирали кровь, фонтаном лившуюся из шейной раны".
     При этом необходимо помнить о том, что писал в своё время Зеев Жаботинский: "вера в ритуальные убийства распространена не только среди правых. В нейтральной, беспартийной массе, даже интеллигентной, тоже далеко ещё не искоренилось это подозрение". Жаботинский в этой связи приводил характерную формулировку благожелательных сомневающихся: "Конечно, мы не сомневаемся, вы и ваши близкие об этом не знаете. Но ... может быть, ваши раввины знают? Мало ли таких древних религий, в которых высшие таинства известны только немногим посвящённым?". Характерно замечание в письме А. А. Кублицкой-Пиоттух к М. П. Ивановой от 29 октября 1913 года: Бейлис если "и виновен, не суду его судить человеческому!"
     Скорее всего, что отношение Булгакова к реальности "ритуального убийства" складывалось именно в этом контексте и в такой системе доказательств. Поэтому вполне логично предположение, что навязчиво протянутый через весь роман — в связи с деятельностью Воланда и его свиты — мотив крови был для Булгакова связан ассоциативно с еврейской темой как таковой. Так, например, обмывание Маргариты (в начале главы 23) кровью, а затем розовым маслом отсылает к обряду очищения в еврейском религиозном обиходе — микве, восторженное, хотя и неверное описание которой оставил В. В. Розанов в "Уединённом". Страницы, посвящённые микве, насыщенные острыми сексуальными деталями, безусловно, относятся к числу самых запоминающихся в этой книге. И, видимо, Булгаков умышленно сохранил в тексте знаки, позволяющие вспомнить именно о микве в розановском описании, основанном на эротическом возбуждении.
     Вокруг бассейна горят свечи; Маргариту окатывают Гелла и Наташа, Коровьев же может стоять лишь у дверей комнаты с бассейном; Маргарита одна принимает участие в омовении... Характерно и то, что Булгаков фактически воспроизвёл розановскую синтагму: в обоих случаях за омовением следует описание бала, бального зала с колоннами и полёта.
     В "Мастере и Маргарите" опущен вопрос о том, чьей кровью омывают королеву бала. Стоит его задать, и текст переключится в совершенно иной регистр. Но у Булгакова этого нет, хотя "кровавая миква" — это такое же святотатство по отношению к установлениям иудейской религии, как чёрная месса — по отношению к установлениям христианской. Ассоциативное же сближение еврейского обряда и крови дополнительно характеризует ход булгаковской мысли.
     Особую роль в нашем случае играет книга В. В. Розанова "Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови" (1914). Несмотря на явный антисемитизм и "провалы нравственного чувства" (Г. П. Федотов), это сочинение написано мастерски. Трудно предположить, что Булгакову оно было неизвестно: Розанов всегда был на виду, ибо — единственный из известных писателей — демонстративно солидаризировался с антисемитами, выступив со статьями даже в киевском "Двуглавом орле" — органе погромном и во всех отношениях неприличном.
     В книге о "крови" страстное припадание к "иудейским тайнам" (летом 1913 года, возвращаясь из Сахарны, Розанов специально заезжал в Киев), каббалистическое истолкование расположения ран на голове мальчика А. Ющинского сочетались с мотивами крови и отрезанной головы. Как и в случае с "Сатанистами XX века", сопоставление текстов из книги Розанова и романа Булгакова заставляет предположить прямое заимствование.
 Стр. 12  Продолжение
(Книга Михаила Золотоносова.)