Тексты французского сюрреализма

¹⁹2₅

Антонен Арто

ОТКРОЙТЕ ТЮРЬМЫ
РАСПУСТИТЕ АРМИЮ

ПРЕСТУПЛЕНИЙ В ОБЛАСТИ УГОЛОВНОГО
ПРАВА НЕ СУЩЕСТВУЕТ

     Социальные принуждения отжили свой век. Ничто: ни знание совершённой ошибки, ни вклад в национальную оборону — не заставит человека обходиться без свободы. Идея тюрьмы, идея казармы — сегодня разменная монета; эти чудовищности вас больше не удивляют. Бесчестие заключено в самоуспокоенности тех, кто преодолел сложность с помощью различных моральных и физических отречений (честность, болезнь, патриотизм).
     Доверие необходимо однажды снова изъять из злоупотребления, которое заключается, с одной стороны, в самом наличии подобных темниц, с другой — в унижении, перемалывании, которым они подвергают тех, кто ускользает от них, и тех, кого они туда заточают (и там есть, кажется, даже безумцы, которые предпочитают самоубийству камеру или коммунальное общежитие), и, если мы выскажем доверие, то никакое обсуждение, никакие отречения не будут допустимы. Никогда ещё возможность покончить с этим не была так близка, поэтому нам и не говорят об этой возможности. Пусть господа преступники начинают: если и хочешь мира, готовься к войне; подобные предложения прикрывают лишь низкую боязнь или самые лицемерные желания. Не побоимся признаться, что мы ждём и призываем катастрофу. Катастрофу? Да будет так, пока существует мир, где человек над человеком имеет права. Священный союз ножей и пулемётов — как ещё можно призывать к этому дискредитированному аргументу? Отдадим солдат и каторжников полям. Ваша свобода? Для врагов свободы нет свободы. Мы не будем сообщниками каторжников.
     Парламент проголосовал за урезанную амнистию; ещё один призыв уйдёт следующей весной; в Англии целый город был не способен спасти человека. Мы вовсе не изумились, узнав, что на Рождество в Америке приостановили казнь многих заключённых, потому что у них был красивый голос. А теперь, когда они спели, они могут умирать спокойно, проводить учения. В часовых будках, на электрических стульях ждут агонизирующие: вы отправите их на расстрел?

ОТКРОЙТЕ ТЮРЬМЫ   РАСПУСТИТЕ АРМИЮ

ПИСЬМО
РЕКТОРАМ ЕВРОПЕЙСКИХ УНИВЕРСИТЕТОВ

     Господин Ректор!
     В той тесной цистерне, что вы называете "мыслью", духовные лучи загнивают, словно в соломе.
     Довольно языковых игр, синтаксической вычурности, жонглирования формулами, настало время найти великий Закон Сердца — Закон, который будет не просто законом, тюрьмой, но гидом для Духа, потерявшегося в собственном лабиринте. Там, вдали, куда никогда не могла бы дойти наука; там, где ниточки разума разрываются об облака, существует этот лабиринт, центральная точка, где сходятся все силы человеческого существа, последние прожилки Духа. В этом лабиринте подвижных и всегда неуместных стен, вне любых известных форм мысли, дух наш движется, выверяя самые тайные и спонтанные свои движения — те, что обладают свойством откровения, как дуновение, пришедшее извне, упавшее с неба.
     Однако порода пророков угасла. Европа переходит в кристаллическое состояние, медленно мумифицируется, перевязанная бинтами своих границ, заводов, трибуналов, университетов. Замёрзший Дух раскалывается между каменными половицами, которые затягиваются над ним. Ошибка заключена в ваших заплесневелых системах, в вашей логике, по которой дважды два — четыре, ошибка заключена в вас, о Ректоры, пойманные в сети силлогизмов. Вы фабрикуете инженеров, судей, врачей, от которых ускользают настоящие тайны тела, космические законы бытия; вы — ложные слепые учёные по ту сторону земли, философы, претендующие перестроить Дух. Самый малый акт спонтанного творения — это значительно более сложный и разоблачающий мир, чем какая бы то ни было метафизика.
     Оставьте же нас, Господа, вы всего лишь узурпаторы. По какому праву вы претендуете направлять сознание, выписывать дипломы Духа?
     Вы совершенно не разбираетесь в Духе, вам неведомы самые скрытые и самые существенные его разветвления, — окаменевшие отпечатки, ведущие нас к источникам нас самих, следы, которые нам удаётся иногда открывать в самых тёмных залежах своих мозгов.
     Во имя вашей же собственной логики мы говорим вам: Жизнь воняет, Господа. Посмотрите на мгновенье на свои лица, оцените свою продукцию. Через сито ваших дипломов проходит истощённая, потерянная молодость. Вы — рана целого Мира, Господа, и тем лучше для этого мира, и пусть он поменьше думает о голове человечества.

ОБРАЩЕНИЕ К ДАЛАЙ-ЛАМА

     Мы твои верные слуги, о Великий Лама, направь на нас твой свет, даруй нам такой язык, на каком наши заражённые европейские мозги смогли бы понимать; и если нужно, то измени наш Дух, сотвори дух, обращённый к совершенным вершинам, где Дух и Человек не будут больше страдать.
     Сделай Дух без привычек, дух, поистине застывший в Духе, или Дух с его самыми чистыми привычками, твоими привычками, если они подходят для свободы.
     Нас окружают заскорузлые папы, литераторы, критики, собаки, наш Дух сам среди собак, которые думают на уровне земли, неисправимо в настоящем времени.
     Научи нас, Лама, материальному росту тела и освобождению от притяжения земли.
     Ибо ты хорошо знаешь, на какое прозрачно-чистое освобождение душ, на какую свободу Духа в Духе — о единственно приемлемый Папа, о Папа истинного Духа, — мы намекаем.
     Ты смотришь, о Папа, глазами изнутри, на вершине внутреннего. Именно изнутри я похож на тебя, я — давление, идея, губы, грёза, крик, отказ от идеи, подвешенный между всеми формами и не надеющийся ни на что, кроме ветра.

ОБРАЩЕНИЕ К ПАПЕ РИМСКОМУ

     Исповедальня — не в тебе, о Папа, а в нас; пойми это, и пустъ поймёт нас католическая церковь.
     Во имя Родины, во имя Семьи готов продать души, свободно размалывать тела.
     Между нашей душой и телом довольно непройденных путей, достаточно пространства, чтобы поставить твоих трясущихся священников и это скопление совершенно случайных доктрин, которыми питаются все скопцы мирового либерализма.
     Твой Бог, католический и христианский, как и все остальные боги, помыслил всё зло:
     1. Ты положил его в свой карман.
     2. Мы не знаем, что делать с твоими пушками, перстом указующим, грехом, исповедальней, священнослужками, мы думаем о другой войне, о войне с тобой, Папа, свинья.
     У нас дух исповедуется духу.
     Сверху донизу твоей римской мансарды торжествует ненависть к непосредственным истинам души, к этому пламени, которое также сожжёт дух.
     Мы не от мира сего. О Папа, запертый в этом мире, — ни земля, ни Бог не говорят через тебя.
     Мир — это пропасть души, Папа искривлённый, Папа, чуждый душе, оставь нас плавать в наших телах, оставь наши души в наших душах, не надо нам твоего ножа ясных очевидностей.