По поводу "Бесконечного тупика"

<···>

Красный Гамлет - так называли современники одного из выдающихся мыслителей ХХ столетия Александра Богданова. Имя его, долгое время находившееся под запретом, сегодня уже заняло принадлежащее ему место в истории отечественной мысли, но творческое наследие ещё ждёт осмысления. В какой-то мере он умер “вовремя”, уже следующий, 1929, год - печально известный год “великого перелома”, трагически сместивший акценты и имена...

Богданов был разносторонним мыслителем, он оставил свой след во многих областях знания и культуры, но главным трудом и делом его жизни стало создание новой научной концепции. Он дал ей название “тектология” - “всеобщая организационная наука” (от греч. тектон - “строить” [(от греч. τεκτων - "строитель")]), посвятив разработке основ этой науки всю жизнь. Она оказалась непонятой современниками и преданной забвению. Лишь в середине прошлого века, с возникновением общей теории систем и кибернетики, выяснилось, что основные их принципы давно существовали в забытой богдановской тектологии! А с дальнейшим развитием системного подхода [обнаружилось, что] <···> на заре века Богданов в качественной форме предвосхитил системные поиски целого столетия.

Но тектология для Богданова не была лишь отвлечённой научной концепцией - это была [(в его понимании)] мировая наука общества будущего. Как все марксисты [(все-все?)], он мечтал о кристально ясном и научно организованном мире, гармоничных социальных и человеческих отношениях...

“Собирание человека” - название одной из его ранних статей. А в созданном позднее Институте переливания крови он пытался практически осуществить эту идею. В то время многие учёные полагали, что именно кровь, а не гены - носитель наследственности. Взаимные переливания крови виделись Богданову исполненными глубокого системного смысла: каждая система-человек при переливании получает недостающий или здоровый системный компонент. Более того, при этом должно наступить и омоложение организма. Нечего и говорить, что в первую очередь в институте пытались омолодить “изношенных” старых партийцев.

Но для самого Богданова глобальный пафос этой идеи заключался всё-таки в достижении единения всего человечества, в возникновении гармоничного человеческого коллектива через кровное братство. <···>

Классовая борьба и насилие никак не вписывались в эту гармоничную научную [(??)] картину мира. Придя к этому выводу, Богданов, ближайший соратник Ленина, стоявший с ним плечом к плечу в революции 1905 - 1907 годов, становится его антагонистом и идейным противником. Если по Ленину социализм побеждает, а затем осуществляется, [то] для Богданова социалистическая революция - результат социалистического развития. В первую очередь - создания нового человека, человека единого гармоничного коллектива. В 1918 году он расценивает переход власти в руки пролетариата как авантюру, ведущую к долгому царствию Железной пяты. И, конечно, очень скоро программная статья Богданова “Вопросы социализма” тихо уйдёт в спецхран, как и другие его работы.

А дальше - следующий виток. <···> Именно Богданов был главным идеологом движения пролетарской культуры. Помните печально известный стихотворный лозунг Пролеткульта “Во имя нашего Завтра сожжём Рафаэля, разрушим музеи, растопчем искусства цветы”? Но, оказывается, Красный Гамлет был опять не понят современниками [(из-за чего и было сказано про Рафаэля поэтом Кирилловым)] <···>. Главный смысл богдановской программы пролетарской культуры - пролетарская наука. Социализация знания, когда наука - удел не избранных, а достояние человечества. “Социализм науки” - название одной из программных работ Богданова. По его мысли, именно тектология, будучи доступна каждому и являясь достоянием каждого, - пролетарская наука будущего, средство объединения миллионов в единый коллектив.

Как бы предчувствуя разочарования, которые принесёт ему реализация земного социализма, ещё в 1908 году он напишет роман-утопию “Красная Звезда” - о будущем гармоничном обществе-коллективе. Но местом реализации этой утопии он выберет далёкий Марс. <···>

Грандиозный замысел научно организованного мира остался лишь красивой утопией, как многие замечательные идеи в истории, но нельзя не отдать должное остроте предвидения Красного Гамлета. Ему принадлежит одно из первых в истории предупреждений об опасности ядерного самоуничтожения человечества и о необходимости общечеловеческого контроля для предотвращения фатального исхода. <···>

Симона Пустильник

Товарищи!

Нас пришло сюда несколько человек, несколько старых большевиков. Мы пришли сюда прямо с пленума Центрального Комитета нашей партии, чтобы сказать последнее “прости” А. А. Богданову.

Он не был последние годы членом нашей партии. Он во многом - очень во многом - расходился с ней. Всем известно, что наша партия, партия “твердокаменных” - как называли её иронически либеральствующие буржуа, - не знает принципиальных компромиссов, не делает трусливых и гнилых идейных уступок и, будучи партией бойцов, бойцов сурового и прекрасного времени, не отличается расслабляющей волю и слащавой сентиментальностью. И не для того, чтобы замазывать наши разногласия и у гроба почившего беспринципно вести торговлю идеями, эклектически соединяя несоединимое, взошёл я сейчас на эту кафедру. Я пришёл сюда, несмотря на наши разногласия, чтобы проститься с человеком, интеллектуальная фигура которого не может быть измерена обычными мерками. Да, он не был ортодоксален. Да, он с нашей точки зрения был “еретиком”. Но он не был ремесленником мысли. Он был её крупнейшим художником. В смелых полётах своей интеллектуальной фантазии, в суровом и отчётливом упрямстве своего необыкновенно последовательного ума, в необычайной стройности и внутреннем изяществе своих теоретических построений Богданов, несмотря на недиалектичность и абстрактный схематизм своего мышления, был, несомненно, одним из самых сильных и самых оригинальных мыслителей нашего времени. Он очаровывал и зачаровывал своей страстью к теоретическому монизму, своими теоретическими попытками внести великий план во всю систему человеческого знания, своими напряжёнными исканиями универсально-научного - а не “философского” - “камня”, своим, если так можно выразиться, теоретическим коллективизмом. В лице Александра Александровича ушёл в могилу человек, который по энциклопедичности своих знаний занимал исключительное место не только на территории нашего Союза, но и среди крупнейших умов всех стран. Это - поистине редчайшее качество среди работников революции. [(А можно было и умолчать об этом.)] Богданов с одинаковой свободой парил на высотах философской абстракции и давал конкретные формулировки теории кризисов. Естественные науки, математика, общественные науки имели в нём настоящего знатока, и он мог выдерживать бои во всех этих областях, как “свой человек” в любой из этих сфер человеческого знания. От теории шаровидной молнии и анализа крови до попыток широчайших обобщений “Тектологии” - таков радиус познавательных интересов Богданова. Экономист, социолог, биолог, математик, философ, врач, революционер, наконец, автор прекрасной “Красной Звезды”, - это во всех отношениях совершенно исключительная фигура, выдвинутая историей нашей общественной мысли. Ошибки Богданова вряд ли когда-нибудь воскреснут. Но история, несомненно, отсеет и отберёт то ценное, что было у Богданова, и отведёт ему своё почтенное место среди бойцов революции, науки и труда. Исключительная сила его ума, бурлившая в нём, благородство его духовного облика, преданность идее заслуживают того, чтобы мы склонили перед его прахом свои знамёна.

Наша партия не может не быть благодарна Богданову за те годы, когда он сражался - рука об руку с Лениным - в первых рядах большевистской фракции, этого зародыша великой партии коммунизма. Он прошёл вместе с партией и во главе её целый исторический период, период первых атак пролетариата, первых героических кровавых боёв, получивших своё художественное выражение в заключительных страницах “Красной Звезды”, которые с трепетом и восторгом читала наша революционная молодёжь. Он оказал огромное влияние на целое поколение российской социал-демократии, и многие товарищи обязаны ему тем, что ступили они на революционный путь.

Богданов принадлежал к числу тех людей, которые в силу особых свойств своего характера героически сражаются за большую идею. У Богданова это было поистине в крови: он был коллективистом и по чувству, и по разуму одновременно. Даже его идеи о переливании крови покоились на необходимости своеобразного физиологического коллективизма, где отдельные сочеловеки смыкаются в общую физиологическую цепь и повышают тем самым жизнеспособность всех вместе и каждого в отдельности. В бытность Александра Александровича политическим борцом его большевистская теория не расходилась с практикой, и он был крупнейшим революционным организатором, подпольным работником и лидером партии. События, потрясшие мир, провели глубокую трагическую борозду между ним и партией и обрекли его на политическую пассивность. Несомненно, что крупнейшее расхождение - гораздо более крупное, чем политические разногласия эпохи “вперёдовства”, - стояло в связи с теоретическими ошибками Александра Александровича: можно сравнить его учение о культуре и необходимости предварительного культурного вызревания пролетариата с его политическим отношением к Октябрю, чтобы понять эту глубокую и интимную связь; можно протянуть эту ниточку к самым последним истокам богдановского мировоззрения, но это не входит сейчас в мою задачу. Факт остаётся фактом: Богданов удалился от партии и перестал существовать как политик.

Но он с той же страстью и с той же “физической силой ума” отдался целиком научной деятельности. И здесь он боролся как фанатик своих идей. “Фанатик” - слово, страшное только для филистеров. Для нас “фанатик” - это человек, непреклонно и сурово осуществляющий лучшие и прекраснейшие цели, которые он себе поставил. Богданов умер поистине прекрасной смертью. Он погиб на поле брани, сражаясь за то дело, в которое верил и для которого он работал.

Трагическая и прекрасная смерть Александра Александровича может быть использована его противниками, чтобы дискредитировать его самоотверженные опыты, чтобы придушить и прикончить самую идею переливания крови, чтобы положить могильный камень на дело, за которое умер этот мученик науки. Этого допустить нельзя! Нельзя позволить тупицам мелкого калибра, мещанам от науки, трусливым и в теории, и в жизни, людям старых дорог, людям, которые никогда и ни при каких условиях не выдумают пороха, использовать физическую смерть Богданова, чтобы умертвить и уничтожить значение его научного подвига. Никакое большое, действительно большое и действительно новое, дело не бывает без риска для его пионеров и зачинателей. И в области классовых битв, и в области труда, и в области науки люди - и притом лучшие люди, самые самоотверженные, самые храбрые, те, у которых горит мысль и пламенеет действенная страсть, - нередко гибнут, чтобы осуществить заветную цель своей жизни, свою субъективно поставленную индивидуальную задачу, под которой трепещет объективная общественная сила, толкающая вперёд и вперёд. Это кажется филистерам безумием. Но это “безумие” есть на самом деле вершина человеческого сердца и ума. Богданов умер на посту. И самая смерть товарища Богданова есть прекрасный подвиг человека, который сознательно рисковал своей индивидуальной жизнью, чтобы дать могучий толчок развитию человеческого коллектива.

От группы товарищей и от Надежды Константиновны Крупской я говорю здесь последнее “прости”.

Н. И. Бухарин