По поводу "Бесконечного тупика"

Миф об инквизиции тесно связан с главным мифом современного Запада - о том, что протестантская Реформация породила неразрывно связанные между собой капитализм и науку. Таким образом, возникновение нового типа эксплуатации (во многих отношениях более жестокого, нежели феодализм [(видимо, автор предпочёл бы, чтобы отказ от старого доброго феодализма тогда либо вообще не произошёл, либо произошёл в результате исполненной возрожденческого гуманизма социалистической революции типа Великой Октябрьской)]) как бы компенсировалось прекрасным даром рационального мышления и освобождающего знания. Концепция "протестантской науки" интенсивно разрабатывалась начиная с 30-х годов нашего века влиятельным американским социологом Р. Мертоном.

В дальнейшем в историю науки вошёл как почти очевидный тезис о том, что наука расцвела на севере Европы потому, что там не было инквизиции. И, напротив, Контрреформация и инквизиция на юге Европы были несовместимы с духом науки. Здесь, согласно официальной англосаксонской истории, господствовало не рациональное сознание, а консервативная религия, суеверия и чувство.

<···>

Удар по идеологическому мифу об инквизиции нанёс перед самой своей смертью американский историк-протестант Генри Чарльз Ли (1825 - 1909), который сам же так много потрудился для создания этого мифа. Его книга "История инквизиции в средние века" (1877) сделала его главным авторитетом в этом вопросе. В 1906 - 1907 гг. он опубликовал в четырёх томах "Историю инквизиции в Испании", в предисловии к которой писал, что стремился показать не страшную церемонию аутодафе с сожжением известных персон, а "неслышное воздействие, которое оказывала ежедневная непрерывная и секретная работа этого трибунала на всю массу народа, показать те рамки, в которые он загнал ум испанцев, тупой консерватизм, с которым он удерживал нацию в средневековой рутине и не дал ей воспользоваться свободами рационального мышления".

И вот, уже после выхода в свет главного труда Г. Ч. Ли, в руки ему попали документы, которые перевернули все его взгляды. Это были протоколы процесса 1610 г. в г. Логроньо, на котором молодой инквизитор иезуит Алонсо де Салазар, получивший юридическое образование в университете Саламанки, убедительно доказал, что ведьм и демонов не существует. И сделал он это согласно строгим нормам позитивного научного метода, намного опередив в этом своё время. Салазара поддержал архиепископ Толедо Великий инквизитор Бернардо де Сандоваль, а затем и Высший совет инквизиции.

Это решение кардинально изменило весь интеллектуальный климат в католических странах, а затем и состояние общества в целом <···>. [(Об интеллектуальном климате и состоянии общества католических стран тех времён (Испании, в частности) можно почитать вот здесь.)] В результате <···> в католических странах по решению инквизиции прекратилась охота на ведьм - [причём] на целое столетие раньше, чем в тех частях Европы, где победила Реформация.

Новыми глазами взглянул после этого Г. Ч. Ли на исторические данные. И оказалось, что известные борцы за рациональное мышление (как, например, Декарт) были на севере Европы редкими диссидентами, а большинство видных интеллектуалов даже и в XVIII веке верили в демонов и ведьм. И сотни тысяч "ведьм" пошли на костёр [(некоторые исследователи полагают, что сотнями тысяч исчислялись лишь судебные процессы над подозреваемыми в ведовстве, а вовсе не факты сожжения)] в век [(эпоху)] научной революции [(ох уж эти метафоры...)] (и сжигали их в США вплоть до XVIII века, причём судьями были профессора Гарвардского университета). [(Только не подумайте, что на Руси в это время никого не жгли. Хотя, конечно, у нас не профессора этим занимались...)]

Г. Ч. Ли, честный учёный, нашёл в себе силы и мужество заявить буквально накануне смерти: "Нет в европейской истории более ужасных страниц, чем сумасшествие охоты на ведьм в течение трёх веков, с XV по XVIII. В течение целого столетия Испании угрожал взрыв этого заразного помешательства. Тот факт, что оно было остановлено и сокращено до относительно безобидных размеров, объясняется осторожностью и твёрдостью инквизиции... Я хотел бы подчеркнуть контраст между тем ужасом, который царил в Германии, Франции и Англии, и сравнительной терпимостью инквизиции".

Г. Ч. Ли начал большую работу по документальному описанию охоты на ведьм, обратясь в архивы всех христианских стран. Эту работу закончили уже его ученики. Ф. Донован, современный историк, пишет:

"Если мы отметим на карте точкой каждый установленный случай сожжения ведьмы, то наибольшая концентрация точек окажется в зоне, где граничат Франция, Германия и Швейцария. Базель, Лион, Женева, Нюрнберг и ближние города скрылись бы под множеством этих точек. Сплошные пятна из точек образовались бы в Швейцарии и от Рейна до Амстердама, а также на юге Франции, забрызгали бы Англию, Шотландию и Скандинавские страны. Надо отметить, что, по крайней мере в течение последнего столетия охоты на ведьм, зоны наибольшего скопления точек были центрами протестантизма. В полностью католических странах - Италии, Испании и Ирландии - было бы очень мало точек; в Испании практически ни одной".

Историки, которые осмелились отойти от установок чёрного мифа об инквизиции, сразу смогли преодолеть кажущееся <···> необъяснимым противоречие: утверждение о том, что Реформация освободила мышление, никак не вязалось с тем фактом, что именно виднейшие деятели протестантизма (Лютер, Кальвин, Бакстер) были фанатичными преследователями ведьм. [(Да в этом не только "необъяснимого", но и вообще противоречия нет. "Свобода мысли" террору не помеха (великие революции свидетельствуют). А кто станет объектом террора, зависит от конкретных исторических условий.)] Лютер непрестанно требовал выявлять ведьм и сжигать их живыми. Как пишет друг Г. Ч. Ли историк и философ В. Лекки, "Вера Лютера в дьявольские козни была поразительна даже для его времени... В Шотландии, где влияние Реформации было сильно как нигде более, пропорционально более жестокими были преследования [ведьм]". Ричард Бакстер ("самый великий из пуритан"), один из главных авторов, которых цитирует М. Вебер в своём труде "Протестантская этика и дух капитализма", представлен Р. Мертоном как выразитель духа новой науки. Но именно он в 1691 г. опубликовал книгу "Доказательство существования мира духов", в которой призывал к крестовому походу против "секты Сатаны".

Работы Г. Ч. Ли и его учеников не смогли поколебать господствующую на Западе идеологию, которая исходит из мифов англосаксонской историографии. Даже в самой Испании публично поставить под сомнение миф об инквизиции - значит навлечь на себя подозрение в симпатии к франкизму, клерикализму, сталинизму и прочим грехам. Сегодня в Испании даже знающий истинное положение дел историк осмеливается говорить об этом лишь шёпотом и лишь наедине [(Кара-Мурзе, видимо, так говорили)]. Однако в среде историков и философов история становления науки и капитализма видится, конечно, уже иначе. [("Иначе" - это как? "Капитализм развился под благотворным влиянием инквизиции..."? "Толчком к его развитию послужило стремление северян вернуться под власть Папы..."? При чём здесь вообще тема капитализма, экономического строя?)] От М. Вебера, который начал поворот, до М. Фуко, который в книге "Слова и вещи" дал более беспристрастную ("археологическую") трактовку, проделана большая работа по демифологизации. [(Прекрасно. И не надо нам, г-н Кара-Мурза, НОВОГО МИФА - антипротестантского.)]

Яснее стала и диалектическая связь между созданием в процессе [распространения и углубления завоеваний] Реформации обстановки страха и атомизацией общества, превращением человека в никому не доверяющего индивида [(человек благодаря этому начинает всё больше думать о завтрашнем дне, полагаться на собственные силы и, как следствие, интересоваться прогрессивными новшествами, облегчающими жизнь и труд, создающими конкурентные преимущества...)]. Но миф настолько необходим политикам, что предсмертное признание Г. Ч. Ли осталось гласом вопиющего в пустыне. Ничего не изменилось и после множества работ других учёных - даже в католических странах! [(Пожалуй, кому-нибудь и впрямь пора создать фильм о добрых инквизиторах и зверствах протестантизма. Потомкам репрессированных на севере Европы "ведьм" имеет смысл требовать компенсаций от местных протестантских церквей. Но для истории науки важно в первую очередь то, какие возможности для развития своих дисциплин имели учёные в тех или иных местах Европы и остального мира, а не то, каким дикостям предавалась тёмная толпа под эгидой религиозных обскурантов где бы то ни было. Дикости и обскурантизма до сих пор навалом. Везде. Наука же как шла, так и идёт себе вперёд, когда для этого есть ресурсы, кадры и перспективы реального применения научных достижений... Да, а что всё-таки Галилею-то инквизиция сказала?)]

В средние века важное место среди стихийных бедствий занимало нашествие огромных масс мелких животных или насекомых <···>. Я имею в виду саранчу, гусениц, хрущей, змей, лягушек, мышей, крыс, кротов и т. д. Такие нашествия уничтожали урожай, их часто сопровождал голод. Наука в то время была бессильна справиться с этим бедствием. Поэтому народ <···> искал спасения в религии.

Объяснение неожиданному и страшному бедствию находили в том, что в нём замешана рука демона. <···> Перепуганные люди ждали помощи от священников и требовали, чтобы те прокляли Зло.

Но церемония проклятия [(проклинания)] <···> требовала соблюдения процессуальных норм: заявление, назначение адвоката, судебное заседание, обвинение, защита, приговор. Сегодня, конечно, всё это звучит комично, но в те времена это было странным [лишь] настолько, насколько странными кажутся в наши дни [к примеру] традиционные английские привычки. <···>

Приговор церковного суда чаще всего содержал предупреждение (Monitoire). Если оно не помогало, следовало проклинание (Maledictio). Причём проклинали не животных, а демона.

Случалось, что и гражданские суды <···> [занимались этими вопросами]. <···> [Свидетельством того, например, может служить протокол процесса, проходившего] <···> в Швейцарии, в суде посёлка Глурнс.

"В день Урсулы года 1519-го перед Вилхельмом фон Хасслингеном, судьёй посёлка Глурнс, предстал житель Стилфса Симон Флисс и заявил, что от имени жителей посёлка Стилфс он хочет возбудить дело против полевых мышей в соответствии с предписанием закона. И, так как закон предписывает, что в таком случае у мышей должен быть адвокат, он обратился к властям с просьбой выделить адвоката, чтобы у мышей не было повода к обжалованию. На основании этой просьбы судья назначил адвокатом полевых мышей Ганса Гринебнера, жителя Глурнса, и в соответствии с законом утвердил это назначение. После этого Симон Флисс от имени населения Стилфса назвал обвинителя в лице Минига фон Тарча".

<···> [Из протокола заключительного заседания:]

"Судья: Конрад Спрегсер (капитан-наёмник из армии коннетабля Бурбона). Заседатели: (перечислено 10 человек).

Миниг фон Тарч, обвинитель, от имени всего населения посёлка Стилфс заявил, что в этот день он пригласил предстать перед лицом закона Ганса Гринебнера, адвоката неразумных животных, названных полевыми мышами, в ответ на что вышеупомянутый Ганс Гринебнер вышел вперёд и объявился от имени мышей.

Миниг Уолч, житель Сулдена, выступая в качестве свидетеля, рассказал, что в течение 18 лет он регулярно проходит через земли Стилфса и заметил, какой большой ущерб наносят полевые мыши, в результате чего у жителей почти не остаётся сена.

Никлас Стокер, житель Стилфса, рассказал, что он помогал работать на тех землях и всегда замечал, что эти животные, имени которых он не знает, приносили большой ущерб; особенно осенью, при втором покосе.

Вилас фон Райнинг, в настоящее время проживающий по соседству со Стилфсом, но до этого в течение 10 лет бывший жителем Стилфса, рассказал [(заявил)], что может сказать то же самое, что и Никлас Стокер, и даже больше, ибо он сам не один раз видел мышей.

После этого свидетели подтвердили свои показания".

(Как видно, суд не заслушивал показаний заинтересованных стилфских хозяев, доказывая свою объективность тем, что заслушал только непредвзятых и незаинтересованных свидетелей: двух жителей соседних сёл [(посёлков)] и одного местного подёнщика.)

Обвинение:

"Миниг фон Тарч обвиняет полевых мышей в нанесении ущерба и заявляет, что, если так и будет продолжаться и вредные животные не уберутся, его доверители окажутся в положении, когда они не будут в состоянии платить налог и вынуждены будут переселиться в другое место".

Защита:

"В ответ на это заявление Гринебнер заявил: обвинение ему понятно, однако известно, что его подзащитные приносят и определённую пользу (уничтожают личинки насекомых), поэтому он ждёт, что суд не лишит их своей милости. Если же это всё-таки произойдёт, он просит, чтобы суд в своём решении обязал заявителей выделить для мышей другую территорию, где они смогут жить спокойно. Кроме того, он просит выделить для них соответствующую охрану, которая во время переселения позаботится о безопасности мышей, защищая их от их врагов - собак и кошек. В заключение он просит в случае, если кто-либо из его подзащитных ожидает потомства, дать им достаточно времени, чтобы они могли разрешиться от бремени и взять своих детёнышей с собой".

Приговор:

"Выслушав обвинение и защиту, а также свидетелей, суд постановляет, что называемые полевыми мышами вредные животные обязаны в течение 14 суток покинуть пахотные земли и луга посёлка Стилфс и переселиться в другое место. Их возвращение в эти края запрещено на вечные времена. Если же какое-либо из животных ожидает потомства или же находится в таком юном возрасте, что не в состоянии перенести переезд, они получают [(или только оно получает?)] дополнительно ещё 14 суток, в течение которых обязаны при первой возможности совершить переселение".

Бросается в глаза, что юридические формальности были соблюдены полностью, а суд при вынесении приговора был так же объективен, как и при слушании сторон. Мышей надо было осудить, ибо их вредная деятельность была доказана показаниями беспристрастных свидетелей. Но в отношении отдельных осуждённых было проявлено повышенное внимание, как это было принято в юридической практике в отношении беременных женщин, для которых делались определённые исключения. Но суд твёрдо отклонил просьбу адвоката о выделении новой территории для проживания мышей. Они просто высылались из края: пусть убираются куда хотят. Убрались они или остались - этого мы не знаем.

***