По поводу "Бесконечного тупика"

(продолжение)
<···> "Ноту по поводу отсрочки Генуэзской конференции без указания срока следует составить в самом наглом и издевательском тоне, так, чтобы в Генуе почувствовали пощёчину. Очевидно, что действительное впечатление можно произвести только сверхнаглостью". Или из письма Молотову: "Тут игра архисложная идёт. Подлость Америки, Гувера и Совета Лиги Наций сугубая. Надо наказать Гувера, ПУБЛИЧНО дать ему ПОЩЁЧИНЫ, чтобы ВЕСЬ МИР видел, и Совету Лиги Наций тоже". Последняя фраза сказана по поводу бескорыстной помощи голодающим Поволжья. В голове Ленина не укладывалось: как это можно помогать умирающим людям "просто так"? Не-ет, "тут игра архисложная". И за помощь - пощёчины.
Из текста Д. Галковского в "Независимой газете":

<···>

Дипломатия и брезгливость - две вещи несовместные. <···> Нужно дипломату беседовать с людоедом - будет беседовать. Может и за один стол сесть, и человечинки у радушного хозяина отведать. Ничего страшного. Но вот из столицы родного государства позвонили по телефону, политическая конъюнктура изменилась. Дипломат захлопывает дверь перед носом вчерашнего сотрапезника: "Извини, старик, ничего личного". "Старика" перед посольством рвёт на куски рассвирепевшая толпа; дипломат грустно смотрит из окна второго этажа: не повезло коллеге. Именно не "собаке - собачья смерть, гадина людоедская", а с грустью, причём грустью культурной, "не очень". Так, вздохнуть и забыть.

Но это, конечно, идеал. В реальной жизни все мы люди-человеки, и достать можно любого. Даже дипломата.

Однажды старый прожжённый дипломат граф Сфорца, к тому же дипломат итальянский (итальянская дипломатия после 1870 года славилась своей беспринципностью), встретился с советским послом Вацлавом Воровским. Слово за слово, разговорились sans fason. Только что приехавший в Италию советский "полпред" закинул ногу на ногу:

- Да, собственно говоря, все мы подлецы.

- ???

- Россия - страна подлецов. Да и дураков. Я тут недавно руководил Госиздатом. Что сказать - русские обезьяны.

- Позвольте, но ведь ваша страна сейчас сильно изменилась. Вы, в своём роде, проводите, э-э, грандиозный социальный эксперимент. Старый режим, может быть, действительно sit venia verbo оставил родимые пятна, но теперь...

- Что? Это вы о ком? О полоумных марксистах?

- ???

- Эти идиоты хотят сразу взять кассу. В политике так не бывает. Я, кстати, советую с ними особо не связываться. Всё равно ничего не получится. Они исходят не из анализа обстановки, а ищут все ответы в марксистских учебниках. Так дела не делаются.

- Э-э, о ком же из ваших коллег вы такого невысокого мнения?

- Да о всех. И первый кретин - Ленин.

Поперхнулся тут видавший виды <···> старик от сего lapsus linguae, закашлялся. А Воровский продолжил:

- Собственно говоря, кто такой Ленин? Немецкий сельский учитель, которого убил сифилис, перед смертью наградив несколькими искрами гениальности.

И далее во всех разговорах со Сфорца Воровский употреблял имя Ленина (впадающего в детство, но ещё живого) только с уничижительными эпитетами.

Такого ЦИНИЗМА маститый дипломат не видел никогда. Разумеется, сам Сфорца Ленина оценивал невысоко и понимал, что Воровский ломает перед ним дурака [(комедию)], возможно, по инструкции самого "сельского учителя". Его поразило другое: личное отношение Воровского, считавшего всех своих собеседников идиотами, поддающимися примитивному манипулированию, и этим примитивным манипулированием наслаждавшегося.

В общем, как сказано в первом издании Большой советской энциклопедии: "Воровский умел импонировать даже опытнейшим из иностранных дипломатов своим тонким умом, широким образованием... и, наконец, всей своей обаятельной личностью. Его обычная в разговорах с товарищами добродушная насмешливость превращалась в убийственно ядовитый сарказм при столкновении с противниками. Но при этом он умел сохранять полнейшую внешнюю корректность и вежливость, что ещё более усиливало своим контрастом ядовитость содержания его речей".

<···>
Из статьи С. Тюлякова:
<···>

10 мая 1923 года в ресторане отеля "Сесиль" в Лозанне Морис Конради убьёт Вацлава Воровского и ранит (намеренно несмертельно) двух его помощников: Ивана Аренса и Максима Дивилковского. Расстреляв патроны, покушавшийся бросит пистолет на ковёр и потребует у оркестра играть траурный марш, спокойно ожидая прибытия полиции.

Конради арестуют на месте преступления. Задержат и его сообщника Аркадия Полунина, который мог скрыться во Франции, но не сделал этого, желая разделить участь товарища. Он лично не участвовал в совершении теракта, однако был его инициатором.

Процесс Конради и Полунина (5 - 16 ноября 1923 года) фактически превратился в суд над руководством СССР. "Я убил и горжусь этим", - заявит первый из обвиняемых. Второй же отметит: "Мы не хотим мира без справедливости, не желаем этого, прежде чем величайшие преступники понесут наказание".

Выстрел Конради стал своего рода вызовом сытой и цивилизованной Европе, словно ничего не желающей знать о преступлениях большевиков. Защитники в состязательном поединке с обвинителями доказали в ходе процесса, что страшный голод в Поволжье возник не только от неурожая и разрухи, но и в результате деяний таких людей, как Вацлав Воровский. Истинный образ этого "пламенного революционера" был наглядно представлен на суде. "То, что сегодня происходит в Советской России, находится за пределами человечества", - отметит один из защитников.

На судебном заседании Конради солгал, отметил прокурор, один раз: он скажет, что действовал один, чтобы не обвиняли Полунина. У Полунина была больная малолетняя дочь, и он собирался второй раз жениться.

Присяжные - девять представителей разных сословий <···> - оправдают обвиняемых и будут названы в советской прессе "тупыми мещанами, которые пытались изображать суд истории". Прокурор со страниц газет СССР предстанет "защитником подлых убийц": он поддержал ходатайство адвокатов, потребовавших, чтобы присяжные ответили на вопрос: "Были ли обвиняемые спровоцированы?" Их положительный ответ повлиял на оправдательное решение суда.

<···>

Впрочем, тому имелись прецеденты в европейской судебной практике. В 1921 году, например, берлинский суд оправдал Согомона Тейлеряна, убившего Талаат-пашу, бывшего турецкого министра и великого визиря, одного из главных виновников истребления более одного миллиона армян в османской Турции. Тейлерян случайно встретил Талаата на берлинской улице и чуть не потерял сознание: все его близкие погибли во время резни. Ночью ему было видение: убитая турками мать сказала, что если он не отомстит, то она проклянёт его.

Нечто подобное испытал и Полунин, увидев Воровского на мирной конференции в Лозанне, где страны - победительницы в мировой войне (Англия, Франция и другие) делили контрибуцию и нефтеносные земли побеждённой Турции. А Россия, которая потеряла в 1914 - 1917 годах миллионы убитыми и искалеченными, после брестского сговора большевиков осталась в стороне. [(Самым правдоподобным в этом абзаце выглядит "нечто", испытанное Полуниным. В связи с остальным хочется поинтересоваться у историка Тюлякова, не спутал ли он более чем успешную для турок Лозаннскую конференцию с Севрской, 1920 года, и при чём тут "брестский сговор", если речь идёт об урегулировании вопросов с Турцией, с которой после возвышения М. Кемаля (Ататюрка) Советская Россия успела официально побрататься ещё в 1921 году.)]

У Полунина, уроженца Кубани, была личная ненависть к Воровскому. Тот, будучи полпредом в Риме, подписал сомнительный договор об аренде итальянской фирмой большого участка кубанской земли для грабительского вывоза сырья. Решению убить Воровского способствовало и то, что Полунин служил в Фонде императрицы Марии Фёдоровны при Международном Красном Кресте в Женеве. Он многое знал о голоде в Советской России. В Пугачёвском уезде жарили трупы умерших. На родине Ленина - в Симбирской губернии крестьяне собирали речные водоросли и ели их, смешивая с навозом. Многие родители убивали своих детей, а потом и себя. В городе Балашове под впечатлением подобных ужасных картин покончил жизнь самоубийством член британской миссии помощи голодающим Ферлин.

А в это время огромные деньги тратились Кремлём, при активном участии Воровского, на международные авантюры. <···>

<···>

Вацлав Воровский во время Первой мировой войны (1915 год [(с 1915 года)]) <···> находился в Швеции. Там по поручению партии большевиков он вступает в контакт с международными финансовыми воротилами, связанными с Германией, - известным спонсором революции Парвусом и другими.

С 1920 года Воровский вновь в странах Скандинавии, уже в роли полномочного представителя Советского правительства. Заключает и там, и в Италии (как полпред РСФСР, а затем СССР) сомнительные соглашения о поставках российских музейных ценностей. 50% денежных поступлений от реализации этих сделок остаются в тайном фонде, созданном для финансирования коммунистической пропаганды, создания легальных и нелегальных организаций Коминтерна и компартий.

После отъезда Воровского из Швеции на счетах советского представительства в местных банках находилось около 10 млн. крон, а на личном счёте Воровского - почти 1,8 млн. крон. Имел он и другие личные счета в европейских банках, но под вымышленными именами. В Риме случайно арестуют багаж одного советского эмиссара. В чемодане обнаружат большое количество драгоценных и золотых вещей с разными инициалами - перстни, кольца, часы, портсигары. Всё это предназначалось для организации подрывных акций против отдельных европейских стран.

<···>

Вот краткая биография Мориса Конради. Он родился 16 июня 1896 года в Санкт-Петербурге в семье осевших в России швейцарцев. После окончания гимназии поступает в Петербургский политехнический институт. В 1914 году со второго курса уходит добровольцем на фронт, для чего понадобилось высочайшее разрешение императора Николая II, поскольку Морис имел швейцарское подданство. В январе 1916 года он оканчивает офицерскую школу первым по успехам и сражается на Румынском фронте. Отсюда в составе отряда полковника Михаила Дроздовского отправляется в известный поход Яссы - Дон. До самого ухода войск Врангеля из Крыма воюет с большевиками.

Отца Конради <···> и дядю <···> ([людей] "далёких от всякой политики", как он скажет на суде) арестовали. Дядю расстреляли как заложника в период "красного террора", а отца после избиений в ЧК отправили умирать домой. <···>

Нигде в другом месте на Западе, кроме как на процессе в Лозанне, не было доселе публично рассказано о <···> злодействах коммунистической власти на российской земле. Это потрясло председателя суда. При очередном факте страданий [человеческих] <···> вскакивали с мест не только <···> [наиболее впечатлительные из собравшейся в зале публики], но и некоторые присяжные. А защитник Полунина Шарль Обер так сроднился с Россией [(несоветской)], что перешёл в православную веру, а ведь он был из старинной гугенотской семьи.

<···>
Ещё немного из текста Галковского:
<···>

"Обаятельная личность" продолжает мешать людям до сих пор. Поставили Воровскому любящие коллеги нелепейший монумент, несомненно самый уродливый и самый смешной памятник Москвы. Так что Воровского москвичи хорошо знают. Те, кто видит памятник изредка, - смеются. Те, кто живёт рядом, - плюются. <···>

Однажды я разговорился с московским скульптором Чусовитиным на тему "Как такое возможно". Он объяснил по-профессиональному просто. Хотели как в жизни. Заказчик сказал: надо делать, чтоб был как живой. И растопырился, показывая, как именно:

- Вот так вот, поза при споре была у него характернейшая: этак пальцы, бывало, развернёт, на полусогнутых попочку оттопырит, а другой рукой - как бы ремень на штанах придерживает.

Охотно верю. Так и было. Художник понимал, что так делать нельзя, но возражать не стал - убьют. Пришла братва с распальцовками: "Жорика убили, хотим Жорику памятник надгробный 1:1, чтоб как живой".

<···>

И встал Воровский туберкулёзной раскорякой в центре Москвы. <···>






Фотографии со страницы http://www.modestclub.ru/nucleus/index.php?itemid=25

<···>

Ни один враг не смог бы поставить более позорного памятника-карикатуры. Это, кстати, и есть памятник КГБ. Настоящий. Здесь изображён не мифический Феликс Эдмундович, а вполне реальный Вацлав Вацлавич. Феликса тоже можно было бы реального дать, да ставили памятник уже без души, во времена государственной анонимности. Получился стандарт с отвинчивающейся башкой, как на римских статуях периода поздней империи. <···> А можно было бы и Железного Феликса слепить. Он в тюрьме с сокамерником в 1916 году на революцию [(о революции)] "под себя" спорил. То есть будет революция - отымею <···>. Не будет - се ля ви, сниму портки. Это САМ про себя человек вспоминал, с блатной ухмылкой. Рыцарь, рыцарь революции. Образец подражания для "юношей, обдумывающих житьё". Хорошая композиция могла бы получиться: польский татарин (круглое лицо, узкие глазки, хищный вырез ноздрей, хошиминовская бородёнка), скрестив ноги на нарах, играет в очко "под себя".

<···>


Архив  278 279 280
Hosted by uCoz