В первом "Философическом письме" Чаадаев заметил: "Человеку свойственно теряться, когда он не находит способа привести себя в связь с тем, что ему предшествует, и с тем, что за ним следует. Он лишается тогда всякой твёрдости, всякой уверенности. Не руководимый чувством непрерывности, он видит себя заблудившимся в мире".
     В годы величайшей потерянности и культурной разорванности, посреди жизни, "не принимающей в расчёт ничего, кроме мимолётного существования особи, оторванной от рода, жизни", видя впереди себя и вокруг одну бездну, провал, Булгаков ищет "культурную твердь", ищет способ соединить разорванные времена, складывая мозаику из осколков культуры.
     "Мастер и Маргарита" — роман мозаичный. Он не менее биографичен, чем "Белая гвардия". Но только здесь запечатлена не внешняя, социальная история, а книжные знания — и не одного Булгакова, а целого поколения людей, родившихся в конце восьмидесятых — девяностые годы ХIХ века. Булгаков законсервировал в романе едва ли не все заметные темы дореволюционной культуры, все повторяющиеся и типические мотивы. В этом плане "Мастера и Маргариту" можно сравнить с произведениями X. Л. Борхеса и X. Кортасара, для которых установка на аккумуляцию культурных образов и создание новых связей между ними была одной из важнейших. Впрочем, не исключено, что бриколаж³, на котором основывался писательский метод Булгакова, был призван создать образ абсурдного, всё старое перемешавшего, ценностное упразднившего и всё пересоздавшего мира, образ обессмысленной культуры. Распознать исходный культурный "материал", подвергшийся двойной трансформации, — под воздействием времени и под воздействием булгаковского бриколажа — непросто. В романном целом всё "расплавлено" и завуалировано.
     Писательский метод Булгакова может быть охарактеризован и с другой стороны — по принципу отбора "осколков", по характеристике тех литературных жанров (и, разумеется, паралитературных), из которых осколки изымались. Всю жизнь сознательно стремившийся к славе, к успеху, Булгаков писал роман, на успех как бы обречённый. Это выразилось не только в особого рода упрощении основных линий романа, заставляющих вспомнить о технологии изготовления экспонатов "масскульта", не только в упрощении центральных образов, лишённых психологической глубины и рефлексии, но и в использовании готовых — специальных, бульварных — жанров в качестве материала для бриколажа⁴.
     Булгаков отбирал лишь то, что уже доказало свою способность поражать и увлекать читателя. Несомненно, имел значение и собственный дореволюционный читательский опыт, ограничивать который Пушкиным, Гоголем и Салтыковым-Щедриным нет ни малейших оснований.
     Желая роману надёжного успеха, Булгаков закономерно обратился к бульварной мистике, к оккультизму, замешанному на антисемитизме, к роману тайн, к интригам, в которых призом является бессмертие. Расчёт, думаем, был прост: читатель 1930-х и последующих годов вряд ли догадается о корнях этих сюжетов и мотивов, но наверняка — так же, как и читатель 1900 — 1910-х годов, — сильно увлечётся всем этим материалом, покорённый простотой и занимательностью.
     Кстати, великолепным свидетельством культурного забвения протожанров стала статья А. 3. Вулиса, приложенная к первой журнальной публикации романа в 1966 году. Рассуждения о менипповой сатире, заимствованные из книги модного тогда М. М. Бахтина, свидетельствовали о полном незнании жанровых истоков романа "Мастер и Маргарита". Впрочем, перед А. 3. Вулисом стояла задача "возвысить" роман, дав ему почтенных родителей, любой ценой "оправдать" появление публикации. Именно с этой целью и был затеян разговор о мениппее, с которой у "Мастера" сходство чисто внешнее. Не говоря уже о том, что четырнадцать признаков мениппеи, сформулированные Бахтиным, столь тотальны, что позволяют отнести к этому жанру едва ли не любое сочинение даже с самым примитивным фантастическим элементом и скачками во времени.
     Однако у "Мастера" иной генезис, его главный сюжетообразующий источник — романы совсем другого рода, в первую очередь оккультные, но в специальной транскрипции: в виде смеси мистико-охранительной традиции⁶, оккультизма и антисемитизма, то есть увлекательных историй о зловещих "еврейских тайнах".
 Продолжение   Архив