По поводу "Бесконечного тупика"

Когда в 1980-е годы на головы бедного российского читателя хлынул поток "[наконец] разрешённой", <···> "андерграундной" и прочей литературы, многим (в том числе и мне) казалось, что вот теперь-то у русской словесности открылись самые невероятные перспективы. Вот как только она всё это переварит да переосмыслит, тут и настанет новый золотой век. Ждали какого-то великого интеллектуального взрыва, и он уже совершенно явно намечался. Появились даже его первые недвусмысленные признаки.

К примеру, в 1990 г. в "Новом мире" и "Нашем современнике" почти одновременно напечатали отрывки из чего-то невероятно сложного и интересного. Оно называлось "Бесконечный тупик". Журналы выбрали разные срезы этого странного для тех времён произведения: отец, Россия, Розанов, литература... Я, 22-летний выпускник гуманитарного вуза, с удовольствием читал всё это и перечитывал, даже в метро и в автобусе. <···>

Автора "Бесконечного тупика" звали Дмитрий Галковский. Я сразу запомнил эту яркую фамилию. Вскоре появилось его интервью, уж не помню где, кажется в "НГ", которое, правда, особой сенсацией не стало — ну неглупый человек, да и только. И всё же...

То, как был устроен "Бесконечный тупик", меня просто потрясло. Я тогда профессионально занимался гипертекстовыми информационными системами, но не мог себе представить, что эта форма может выйти за рамки какой-нибудь энциклопедии или справочника, стать жанром настоящей литературы в полном смысле этого слова. Из похожего вспоминался разве что пресловутый Кортасар, но Галковский, конечно, был для меня в сотни раз интереснее Кортасара. "Бесконечный тупик" был посвящён русскому сознанию как таковому, всем его ветвящимся муравьиным тропкам. Это оказалось круче любого детектива. Галковский умудрился затронуть все темы и обыграть все комплексы. Немудрено, что тупая машина советской критики (работающая, кстати, до сих пор) зачислила его как в антисемиты, так и в русофобы.

"Бесконечный тупик" можно было читать с любого места в любом направлении, и, что немаловажно, к каждому отрывку хотелось писать собственные комментарии, которые ветвились бы ещё дальше. Это был настоящий литературный кубик Рубика, только намного сложнее и интереснее. Ничего подобного в нашей литературе ещё не было.

Более того. С 1990-го года прошло 15 лет [(статья опубликована 28 сентября 2005 г.)]. И до сих пор я не вижу в нашей литературе <···> ничего, что хотя бы приблизительно можно было сравнить с "Бесконечным тупиком" по охвату тем и уровню постановки настоящих, а не надуманных русских вопросов. <···>

***

В русском литературном мэйнстриме по сей день доминирует прямой, <···> как стоеросовая дубина, линейный односюжетный текст, с жалкими, но претенциозными попытками "работы с языком", помноженными на энциклопедическую [("взятую из энциклопедий"?)] мистику, адаптированную для младшего помощника вице-офис-менеджера. Такого рода поделки у нас считаются серьёзной литературой "не для средних умов".

<···> Автор мэйнстрима, как правило, — это член какого-либо столичного литературного клана, сложившегося на излёте перестройки. Таких кланов несколько, они заняли все возможные ниши (от "либерализма" и "абстракцизма" [(как говаривал т. Хрущёв)] до "патриотизма" и "конспирологии") и помаленьку самовоспроизводятся. Члены этих кланов убеждены, что любая претенциозная чушь, которая будет ими набрана на клавиатуре, должна быть опубликована, оплачена, растиражирована, переведена на пару-тройку иностранных языков и ещё раз оплачена. <···>

В этом смысле, конечно, постсоветский мэйнстрим проявил великолепные организационные способности и задатки эффективных собственников. В то время как серьёзные дяди приватизировали нефтянку и золотые прииски, менее серьёзные, но понимающие, что бутерброд с маслом нужно иметь всегда, "инженеры душ человеческих" приватизировали командные высоты литературы и тот механизм, который позволяет их удерживать (критику, выход за рубеж и т. п.).

После десятилетия клановой монополии в литературе у нас всё же случился некоторый прогресс, и теперь начинающему автору уже можно без особых проблем напечататься (скажем так, это уже не смерти подобно [(смерти от истощения жизненных сил, видимо)]). Но раскручивать его никто особо не будет. Дадут откусить свои 5-7 тысяч экземпляров с соответствующим, да ещё заниженным, гонораром, и всё. <···> [(Ничего особенного в этом нет. Более известные марки имеют преимущества - закон бизнеса.)]

При этом любой мэйнстримный автор почему-то убеждён, что его должен читать <···> "народ" [(покупать должен, чтобы "бестселлер" и "хитмейкер" получились (читать не обязательно))], поэтому он по мере сил занижает планку. Но каким образом? Путём разбавления своих довольно занудных и маловнятных [(с точки зрения "народа"?)] текстов бездарными [(обязательно бездарными?)] сексуальными зарисовками (есть, говорят, даже издательское правило: через каждые 10-15 страниц должна быть соответствующая сцена [(в произведениях определённого жанра (жанров), не так ли?)]), претензиями на мистицизм (как правило, списанными с самого известного и самого неудачного романа М. Булгакова) или чем-то в этом роде.

Результат: мэйнстрим застыл на месте и воспроизводит одни и те же избитые темы и сюжеты, только в разных обрамлениях. Искать в нём "отражения вопросов современности" бессмысленно. Ни одной темы, реально волнующей <···> русских людей, в нём не найдёшь. Неудивительно, что на вопрос о том, кто сейчас лучший писатель в России, читающая публика из среднего класса [(СРЕДНИЙ ЧИТАТЕЛЬ в виду имелся (не знаю, удобно ли автору данной статьи оценивать чью-либо "работу с языком"...))] отвечает: Борис Акунин. А ведь и в самом деле, так оно теперь и есть... <···>

<···>

<···> Я знаю немало людей, которые хотели бы стать современными Достоевскими и Толстыми, но из-за сложившейся ситуации пишут какое-то там "фэнтези", выполняют прихоти издателей по "оживляжу" и в душе глубоко презирают самих себя. А что остаётся делать? Молчать? Ха! Заставьте писателя молчать, попробуйте... Вот и идут люди в странные коммерческие жанры, лишь бы хоть что-то сказать. В столе у них лежит давно написанная "Война и мир", и они кусками переделывают её в саги о полётах гоблинов на астероиды с целью укрощения механических драконов.

В общем, современная русская литература в её центральной части — это кладбище. Каменные надгробия зарастают мхом, трава выполота [(то есть, видимо, расти дозволено только "мху" и только не выше мха (на "глыбах")...)]), над всем этим по ночам кружатся голубоватые блуждающие огоньки. Вся жизнь разворачивается на окраинах кладбища и за его оградой <···>...

***

В этом призрачном мире Галковский был и остаётся величиной. Хотя его тоже вытеснили за ограду. Но сам он осознаёт своё право на эти надгробия — он и есть истинный хозяин кладбища. "Бесконечный тупик" — главный памятник, знак того, что прежняя литература умерла. Всё последующее — это жалкие попытки не замечать очевидного.

Мне скажут сейчас, конечно, что с приходом Галковского в "Живой Журнал" многие были шокированы его поведением — человек вёл себя, мягко говоря, не вполне вежливо, наплодил "мурзилок" (то есть виртуальных персонажей, высказывающих некие особые и отличные от авторской точки зрения), сотрудничал с теми, кого раньше поносил на чём свет стоит, а также умудрился поссориться с людьми, которые к нему хорошо относились.

Ну так что же. Писатели — они такие: сложные... Мы <···> ведь его любим не за это. И даже более того: то, что Галковский сейчас делает в "ЖЖ" и в прессе, лишь в очередной раз обнаруживает его подход к основной теме. <···>

<···>

Главная тема Галковского — одиночество интеллектуала <···>. <···> Попытки искать интеллектуальную реальность (место, где мысль была бы ценна сама по себе) показывают автору ["Бесконечного тупика"], что её просто не существует. Отсюда пафос знаменитого цикла статей <···> Галковского в "НГ": "Андерграунд", "Разбитый компас указывает путь" и "Стучкины дети". Странным образом оказывается, что гуманитарный интеллект в советском мире — это всего лишь притворство, ложное сознание, а за ним кроются всего лишь какие-то простейшие инстинкты, естественные надобности, всякая пошлятина. Соловей поёт оттого, что хочет жрать, а профессор читает лекции, чтобы соблазнять студенток. Вот на это примитивное понимание мира и обрушился Галковский, и здесь он совершенно прав.

Всё остальное, что им написано, — это многообразные попытки ответить на вопрос о правильном пути к реальности. <···> Отсюда, кстати, и пресловутые "мурзилки". Человек пытается нащупать реальность — и для этого ему нужны разные амплуа, разные роли, многообразные щупальца да псевдоподии. Вдруг какая-то из них [(из псевдоподий)] и нащупает чего? Галковский — <···> сам по себе проект, <···> попытка совмещать в мозгу десятки параллельных процессов. [(Попытка? А что, обычно совмещения "десятков параллельных процессов" в человеческих извилинах не происходит? (Нифонтов, конечно, хотел сказать, что Галковский пытается моделировать расщеплённое сознание, психическое "состояние постмодерна"...))] Тут, конечно, надо учиться. Потому что ситуация, в которой находится Галковский, характерна для подавляющего большинства русских образованных людей. <···>

<···>

Смотрите сами. Человек написал, судя по всему, лучший за последнюю четверть века роман (причём новаторский). Несмотря на все заскоки, сам автор неизменно интересен. Ему всегда есть что сказать. В другой ситуации [(в другом обществе, в другой культуре)] напечатали бы книгу за счёт богатого мецената, в университет бы пригласили семинары вести (а то и не в один). Дали бы свои темы в паре-тройке аналитических центров, в том числе в области внешней политики. Ну там, про колонку в журнале и платные лекции я уж не говорю.

Но ничего подобного нет. Писатель с колоссальными интеллектуальными способностями занят чем? — Смешно сказать! — Пробиванием второго издания написанного 20 лет назад произведения [(пробил, кстати)] и многообразным (зачастую странным) творчеством в "ЖЖ" [(нравится ему это)], плюс сочинение статей для пары интернет-изданий. И всё! [(Возможно, ему больше и не надо, но важно здесь то, что в инфраструктуре русской культуры Галковскому и ему подобным нет места. Лишние люди.)]

<···>