По поводу "Бесконечного тупика"

(продолжение)
<···> "В Воронеже у нас случилось печальное событие в семинарии ... в 1879 году подложили порох в печку к инспектору и взорвали печь в его квартире ... Теперь, 7 мая (1881 года. - О.), произошёл новый взрыв. Взорвали печь в квартире ректора. По счастью, он не был дома, иначе был бы убит. Вслед за тем ночью появились внутри семинарии наклеенные печатные прокламации о том, что принято решение действовать энергически к уничтожению врагов ... Оказалось в числе семинаристов до 10 человек опасных, которые ходили с револьверами. Начальство потеряло голову и не знает, что делать без помощи от властей. А местные власти стали уклоняться".
Вот такие были нравы и принципы в российском обществе после александровских реформ: даже в семинарии могли запросто убить ("за идею"). Кончилось революцией и Сталиным. А чем, интересно, чревато нынешнее мировоззрение нестарых людей России?

Плутовская семья
Демографическую роль идеологии нельзя переоценить


Культура в переводе с латыни означает «возделывание», «взращивание». Семья взращивает человека, но и сама является плодом каждодневных усилий входящих в неё людей. Поэтому важно было [("Независимой газете")] поговорить о семейных ценностях с культурологом Даниилом Борисовичем Дондуреем, главным редактором журнала «Искусство кино».

– Что такое семейные ценности и какова их роль?

– В нашей стране, к сожалению, все эти годы представления о состоянии социально-экономической системы существовали отдельно от идеологических и культурных координат. <···> Уже лет 15 у нас распространён исключительно редуцированный подход, независимо от того, находятся у власти либералы или государственники. Господствует отношение к развитию как реализации более или менее успешных, но исключительно экономических моделей. Но на модернизацию влияют ещё и ценностные системы, присущие её гражданам, их мировоззренческий консенсус, соотношение декларируемых государством образов и тех реальных образов, которые существуют в сознании людей.

Страхи, надежды, идеалы, национальные мифы и стереотипы – всё это экономистами не рассматривается, как имеющее отношение к некой плохо измеряемой вольности. Всем кажется, что если мы будем правильно управлять денежной массой, профицитом, успешно действовать на рынке ценных бумаг, замечательно собирать налоги и прочее и прочее, то всё у нас с экономикой, а значит, и страной, получится. Политические лидеры и экспертное сословие рассматривают некоторые идеологические процессы очень узко, предельно функционально. Получается, что жизнь идей существует сама по себе, а развитие Системы, включая государство, – само по себе.

– Что вы понимаете под «жизнью идей»?

– Например, отношение к 90-м годам: что это было – время революции или эпоха национального унижения, когда мы «шакалили у посольств»?.. То, как мы относимся к Западу, к Сталину. К будущему, к насилию... Поэтому [(почему - см. о "развитии Системы")] идеология используется в основном как политтехнология, то есть в прагматических целях, например для работы с электоратом. На самом деле всё это невероятно опасно. Нет ничего более эфемерного, чем эффективная работа СМИ по продвижению политтехнологий. Можно, конечно, утверждать, что Россия живёт в кольце врагов, использовать идеологему «суверенной демократии» – но потом новый президент Медведев скажет, что демократия либо есть, либо её нет. Эти политтехнологические игрушки никак не касаются самого важного – строительства мировоззренческих систем у миллионов соотечественников, которые [(системы)] были бы адекватны вызовам времени, задачам постиндустриального общества, развитию рыночных отношений.

Я как социолог считаю, что отсутствие моделей будущего, спокойствия за будущее, страхи по поводу настоящего, пропаганда терпимости к насилию [осуществляемая] средствами массовой информации, а также многие другие факторы, связанные с «производством смыслов», идеологией и культурой, влияют на нашу демографию ничуть не меньше, чем перспективы получения материнского капитала, хотя это замечательная идея сама по себе.

Именно сфера идеологии – а не эфемерный мир политтехнологий – ставит вопросы о том, что такое семейные ценности, как они связаны с фундаментальными культурными матрицами, определённо влияющими на поведение людей <···>.

<···>

<···> Многие модели европейской <···> цивилизации интенсивно [(глубоко)] проникли в Россию за последние 15 лет и стали невероятно важны. Само понятие качества жизни претерпело за это время гигантские изменения: теперь человеку нужны <···> отдельная комната, широкий выбор товаров, возможность выезжать за границу, нужен собственный автомобиль.

Произошли общецивилизационные сдвиги в отношении эмансипации женщины, изменение самих моделей жизни. Есть масса исследований, показывающих, что начиная с определённого уровня руководства (100 подчинённых) женщина более эффективна, чем мужчина. Она более жёсткая, более ответственная, менее склонная к риску. При этом есть много традиций, препятствующих женщине пробраться туда, где она опередит мужчину.

– Советская система искусственно продвигала женщин – пусть для показухи. А сейчас и этого нет. В чём эмансипация?

– Сегодня женщина меньше готова терпеть пьянку, побои, насилие в семье, хамство, конфликт интересов, различие между ценностными системами и социальными условиями родителей мужа и её родителей. И так далее. Это общецивилизационные изменения, касающиеся не только России.

И <···> тезис, который необходимо выделить: ужасающее состояние морали в нашем обществе. Каждый живёт с сознанием, что система жизни (не только государство, хотя государство прежде всего) очень не расположена к человеку. Для неё человек в большинстве ситуаций – источник денег [(для "системы жизни" источник?)], иногда исполнитель какой-то ещё социальной функции: солдат, избиратель, отец, водитель... [(Садовник, покойник... Похоже на "китайскую энциклопедию".)] И общественная мораль затрагивает любые отношения: партнёров по бизнесу, государства к людям, соседей по подъезду <···>, учителей к школьникам. [(Короче, "ужасающее состояние морали" - это многочисленные "побочные" эффекты нашего нежелания отвечать Системе добром на её бездушие и бесчеловечность.)] <···>

<···>

– В чём всё же причина такого низкого состояния морали?

– На протяжении последних двадцати лет ни на уровне власти, ни на уровне каких-либо других общественных институтов состояние морали не рассматривается как сфера [(МЕРА)] национального нездоровья [(знахарско-социологическая терминология)]. Нет общественных дискуссий о контенте телевидения, <···> [которое] у нас представляет собой рассадник невозможных в любой европейской стране массовых представлений. <···> (Ни в каком [цивилизованном] обществе невозможна ситуация конца ноября 2007 года, когда федеральный канал «НТВ» 35 минут демонстрировал эксклюзивное интервью «битцевского маньяка» Пичушкина, где тот рассказывал о своём опыте получения удовольствия от насилия.) Подобная институциональная, многомерная работа по трансформации моральных норм ведётся всего лишь ради распределения четырёх миллиардов долларов в год рекламных денег. Но кто это отслеживает, анализирует, фиксирует последствия этого для современной семьи?

В то же время все боятся, <···> [как бы] этим не занялось государство, – поскольку оно в такой деликатной сфере всё сделает грубо и в конце концов введёт цензуру. А роль цензуры тут должен играть общественный консенсус, которого нет. Никаких форм консолидированного мнения на эту тему не существует.

Люди ещё в 30-х годах договорились, что плевать в метро нельзя. [(Ну что значит "договорились"? Метро тридцатых - это первые станции московской подземки. Помпезная архитектура, скульптурные композиции, дорогая отделка. Плевать там в трезвом состоянии могло бы прийти в голову только убеждённому врагу советской власти.)] В подъезде можно, а вот там – нельзя. [(Кстати, в отделанных мрамором подъездах домов для элиты 30-х годов, уверен, тоже не плевали.)] Сейчас задумались и о подъездах. Я хочу сказать, что утверждение норм – управляемо. <···>

– Телевидение важно. Но вряд ли можно разделять представление нашей власти о том, что телевидение – это главный рычаг управления обществом...

– Речь надо вести не только о телевидении, но о трёх институтах, связанных с производством, трансляцией и распространением смыслов. Это школа, СМИ и семья. <···> Внутри школ отношения очень непростые, причём учителя во многом настроены против смены социально-экономических отношений в 90-е годы. В итоге школа готовит людей, плохо приспособленных к современной жизни, не понимающих, что такое активность, креатив [(креативность)], <···> ответственность. [(Российская школа пока В ПРИНЦИПЕ не приспособлена для воспитания этих качеств у учеников. Так что дело не в социально-экономических пристрастиях учителей.)] Что такое успех и карьера не как антиморальные, а [как] вполне моральные ценности. [(Ага, не понимают они этого, как же. Слава богу, стадные инстинкты наших школьников буржуазности не помеха. Ни сейчас, ни тридцать лет назад.)]

За десять лет объём преподавания литературы в школе уменьшился в два раза. Как родители могли согласиться с двукратным сокращением уроков литературы – главного морального предметного курса [(до чего ж креативен Дондурей!)] в школе? А они согласились. Они думают, что уменьшение количества уроков литературы никак не будет связано с тем, что их сын бросит семью с малым ребёнком. Между тем в период вторичной социализации, с 7 до 14 лет, человек через образ[ы] Онегина, Безухова, Базарова осваивает колоссальный опыт. Получает столь необходимые ему паттерны поведения, которые станет потом использовать в автоматическом режиме. [(Да, паттерн "Онегин, Безухов, Базаров" выскочил у Дондурея чисто автоматически. Если же "вручную" подумать, какой "колоссальный опыт" может с большей вероятностью освоить, используя материал, допустим, онегинского образа, индивид "с 7 до 14 лет" (хотя не в возрасте дело), вряд ли удастся сохранить серьёзный настрой при мысли о том, сколь впечатляюще необходимы будут данному индивиду заимствованные у помирающего со скуки светского бездельника пушкинской поры "паттерны поведения"...)]

Семья, то есть взрослые в семье, очень дезориентирована. Огромное количество людей отрицательно относятся к бизнесу, частной собственности и положительно – к Ленину, Сталину, полной государственной опеке. Не случайно у нас 62% экономических преступлений совершается против собственных предприятий (и руководителями, и рядовыми работниками) – это прямое советское наследие. Вообще в нашей стране, как мы прекрасно знаем, морально не предосудительно [(не особо порицается)] воровство. <···> Наиболее ярко это проявляется в отношении к интеллектуальной собственности: пользуясь пиратской продукцией, люди даже не задумываются, что они при этом обворовывают исполнителя, актёра, режиссёра, продюсера, телеканал...

<···>

Нельзя думать, что преступление против своего предприятия совершается в одном месте, а матери отказываются от своих детей где-то в другом месте. Это – многомерные ценностные сети. Они проявляются во всех сферах жизни – и, безусловно, напрямую касаются семьи.

Любовь к детям выражается в готовности работать на трёх работах, брать кредит. В советское время мы не знали, что это такое. Брать кредит для себя, для ребёнка, для женщины, с которой при кредите на 20 лет и отношения планируются на длительное время, – сколько моральных обязательств это порождает!

<···>

Это всё новые вызовы, которым [(достойно отвечать на которые)] не учат ни школа, ни родители, ни телевизор. Наоборот, все [эти] институции говорят: если ты обманешь – ничего страшного, если ты агрессивный – молодец, если ты можешь легко уволить человека, с которым проработал пять лет, – нормально, ты ведь начальник. Неудивительно, что при этом возникает [(сохраняет свои позиции)] феномен «плутовской семьи»: я не вор, я не гад, не злодей – я просто немножечко тут поплутую, как я и привык в широкой социальной жизни. <···>

– Фиксация <···> взаимосвязи позволит оздоровить обе части единой реальности?

– Безусловно. Фиксация того, что важна адекватная процессам модернизации идеология. И очень важно, чему учителя учат детей.

– Понятно, в семье отражается окружающий мир.

– Семья – это интегральный институт, в котором проявляются все качества общества. Это узел соединения всех условий жизни системы. Это частный элемент, но как по черепку амфоры археолог реконструирует устройство крито-микенской культуры, так и в семье [(при исследовании семьи)] по тому, кричит ли на ребёнка отец, как и какие решения принимают супруги, определяются все факторы жизни общества: ценностные, идеологические, социальные. Особенно идеологические, на которые сейчас всем наплевать.

Владимир Семёнов


Архив  348 349 350
Hosted by uCoz