По поводу "Бесконечного тупика"

Добрый вечер, господа. Я должен прежде всего определить жанр, в котором работаю. Через это определяется и жанр, в котором я буду говорить.

Современной Россией занимаются весьма по-разному. Вообще-то, мало - очень мало, если говорить точно. Есть классическое позитивное знание, которое по традиции нарабатывают уцелевшие географы и экономгеографы, с которыми я имею честь быть периодически в рабочем контакте. Назову несколько имён, чтобы они остались в памяти: Зайончковская, Артоболевский, Смирнягин. Несколько таких людей, которых всего пятеро-шестеро, упорно продолжают экспедиционную и исследовательскую работу по стране. Естественно, за каждый год они могут охватить лишь очень незначительный кусок нашего отечества. Как правило, можно посадить в автобус группу студентов и проехать с ними по одному маршруту, заезжая в каждую точку на 3-4 часа. Это обычная схема университетского и околоуниверситетского географического сообщества. Они много делают. Я хочу обратить ваше внимание на одну замечательную книгу, которая вышла в "Новом издательстве" в начале этого года. Это книга Татьяны Нефёдовой "Сельская Россия на распутье". Книга, по-моему, великолепная. Давно таких не было.

Есть другой жанр работы. Самый лучший его представитель, на мой взгляд, это Владимир Каганский, с которым мы часто соседствуем на электронной страничке "Русского журнала". Он себя называет путешественником, я бы его назвал философом российских пространств. Это человек, который говорит от себя и через себя, который обладает замечательной способностью из миниатюрных деталей набирать основания для очень серьёзного, очень любопытного суждения о стране, о её конструкции, о её структурных изменениях.

Есть, наконец, третий жанр, в котором работаю я. Он как раз "серёдка на половину". С одной стороны, это обязательная работа на месте, на местах – самых разных <···>. С другой – это организация массированных [(широким фронтом проводимых)] исследований. Впервые после группы Семёнова-Тянь-Шаньского нам удалось организовать фактически одновременное исследование двух сотен малых городов.

Это очень важно - исследование одномоментное, одновременное, потому что жизнь так быстротечна, количество населённых пунктов убывает с такой феерической скоростью, что знание предыдущего года стареет [(устаревает)] на год нынешний и ещё постареет [(и ещё более радикально устареет)] на год следующий.

Достаточно сказать, что из восьми тысяч [(в конце 80-х?)] сёл и деревень Псковской губернии [(ОБЛАСТИ)] постоянно обитаемых на прошлый год было уже только 5 тысяч. Три тысячи - это <···> места, поддерживаемые уже только дачниками как обитаемые (как элементы "антропогенного ландшафта", как говорят специалисты). <···> Вот в Вятской губернии, нынешней Кировской области [(то есть не "губернии", но уж больно слово нравится...)], каждый год исчезает 250-350 населённых пунктов. Мы имеем дело с совершенно удивительным процессом, никогда ранее в нашем отечестве не наблюдавшимся, процессом стремительного демографического сжатия и переструктурирования пространства. Если между двумя переписями в России исчезла одна деревня из трёх, то в течение ближайших десяти лет, смею утверждать, исчезнет один малый город из трёх. На них [(на все три города)] просто не достанет людей. Изменить эту ситуацию нельзя уже никакими усилиями.

Даже если бы молодёжь сейчас кинулась взапуски рожать, что маловероятно, последствия скажутся через 18-20 лет. А эти 18-20 лет, которые сейчас нас ожидают, - они такие, какие они есть. И если, скажем, Псковская губерния с середины 20-х годов с полутора миллионов человек (я огрубляю цифры) сократилась до семисот тысяч с небольшим, то очень легко понять тренд [(тенденцию)].

<···>

Когда я организовывал экспедиции, - это были экспедиции только по <···> Приволжскому федеральному округу: такая уж <···> планида выпала, что там власти это профинансировали и скорее помогали, чем мешали, - надо было построить задание для групп студентов и аспирантов, которые туда отправлялись. Задание должно быть одинаковым для всех, но понятно, что никто не выполнит одинаково одно задание. Надо было обозначить ориентационные рамки, и единственное, о чём я просил всех [участников экспедиции без исключения] <···>, это заполнять левые страницы дневников отдельно от правых.

На левых надо было писать то, что им [(участникам)] кажется фактом, а на правых - то, что они по этому поводу думают. Более или менее это получилось. Слева легли тысячи фотографий и [всевозможные] констатации: украдены ли буквы с памятников на кладбищах, валяются ли шприцы на остановках транспорта, сколько стоит вход на дискотеку (кстати, разница была от двух рублей до ста двадцати рублей - разлёт неплохой [(а дискотеки по уровню не различались?)]), как именуют новорусские выселки и т. п. Справа были впечатления и полторы тысячи продолжительных интервью - умелых и не очень, искренних и не очень. Все эти сведения аккуратно собирались вместе около двух лет. Это был массив информации, который всё-таки что-то нам дал.

Но не всё! Потому что добраться до того, что на самом деле думает, скажем, местное начальство (а без начальства жизни нет, как известно), таким образом, естественно, нельзя. Местное начальство тёртое-перетёртое, мытое-перекатанное. Его на голый опрос не возьмёшь. Оно знает (как правило, Он, хотя и Она тоже попадается) <···>, как отвечать, чтобы было как надо. - Как добраться до сути? <···> Тут исследованием не обойдёшься, здесь нужна своего рода провокация. <···>

<···>

<···> Это скорее искусство, чем наука. <···>

А сущностно, что бы мне хотелось зафиксировать... То, что я сам сейчас осмысляю не без труда. Да, демографическое сжатие - это понятный и очевидный процесс. Очень быстрый. Мне сейчас доводится много заниматься региональными университетами, поэтому помимо Поволжья у меня есть данные ещё и по куче других регионов. Чтобы осознать масштабы явления: в Приморском крае в этом году появилось 25 тысяч студентов. Столько человек пришло учиться. А в 2008 году их будет 10 тысяч. Все они просчитаны по головам. Это все ученики 9-х классов, которые там физически есть. Такого рода скачок <···> - штука в мирное время невиданная и очень трудная для осмысления и понимания. <···> Это очень трудно даётся на региональном уровне, я уже не говорю о московском центре. Но одновременно, что очень меня занимает и не до конца многими осмыслено, мы имеем дело с качественной реструктуризацией человеческого состава, того, что называется почти похабным словом "население". [(А "человеческий состав", раз такое дело, вообще анатомичкой отдаёт...)]

Уходит из жизни, стремительно уходит поколение подростков военного времени. Тех самых людей, которые радовались корке хлеба и на всю жизнь сохранили благодарность за то, что есть эта корка хлеба; которые сохранили абсолютную, тотальную конформность по отношению к любому начальству. Это не значит, что они при этом не хихикают за его спиной. Ещё как, но их конформность гораздо глубже, чем кажется многим. Вот любопытнейший пример, очень характерный. <···> Жители одной из удалённых деревень богом забытого Афанасьевского района Кировской области. Он лежит на самом её востоке, 300 километров от Кирова. <···> Что говорят? - "Отняли всю работу. Даже бесплатную. Мы бы даже на бесплатную ходили бы".

Поразительный тип фигуры мышления, при котором самостоятельно [(СПОНТАННО)] произвести работу - не может этого быть, никогда. Работа может быть только задана как урок. И если некому задать урока, не может быть и работы. Выживание есть: грибки-ягоды собрали - перекупщикам продали; пенсию получили, за трактор заплатили - землю под картошку вспахали. Это тип существования [(деятельности)], не трактуемый как работа.

<···>

Второе замечательное наблюдение из этого же типа жизни этого поколения. Ровно семь лет лежит куча гравия у огромной ямы на дороге, которая ведёт к кусту поселений в той же Кировской губернии. [(Опять. Словно перед нами человек, которому в 1920-х было слишком много лет, чтобы научиться стабильно произносить "область" вместо "губерния". Что за причуда?)] Семь лет. Семь лет пишут губернатору письма о том, что надо бы яму засыпать. Но самостоятельно сбросить этот гравий в эту чёртову яму - нет, никогда. [("Подросткам военного времени" шпилька или всех местных касается? Дорога ведь к целому "кусту поселений" ведёт!)]

Я столкнулся с этим впервые, когда работал в начале 90-х по городам, по городским общинам. Та самая глубинная Россия, о которой я люблю говорить, - она не только где-то там, в Афанасьевском районе; она и в Москве, она присутствует в порах любого крупного города, но, как правило, не выявлена и не изучена всерьёз. Я работал с маленьким кусочком славного Владимира, прямо за Золотыми воротами, где узкие улочки веером спускаются к Клязьме, и имел там дело с лестницей, которая в течение трёх лет имела одну непочиненную ступеньку. Эта лестница спускается к вокзалу, и поэтому там не одна нога была сломана. Но понадобилось внешнее включение, понадобилось, чтобы мы провели там сложный семинар со всякой активизацией народа, чтобы приколотить одну доску на место на этой лестнице. <Смех в зале.> [(Замечу, что, в отличие от глухих деревень с преобладанием стариков, во Владимире на старшее поколение никак нельзя возложить ответственность за состояние лестницы, ведущей, между прочим, к вокзалу (далеко не самому "стариковскому" месту).)]

<···>

[Что ещё поражает] <···>, так это поколение, следующее через одно за подростками военного времени [(нынешние сорокалетние)]. (Только я честно говорю: это умозаключение с относительной ответственностью. У меня нет настоящего статистического материала. Есть только множество "наколок" [(ууу, тогда уж лучше "губернии"...)], раскиданных на огромной территории. С жёсткой научной точки зрения это несерьёзно. Но жёсткую научную точку зрения неоткуда взять, её нечем фундировать. [(Вот стиль у доктора искусствоведения! То феня, то "фундировать"...)]) <···> Эти-то люди вопреки всему и вся, вопреки всякой, казалось бы, экономической логике сделали одну любопытнейшую вещь. Они сохранили все библиотеки, они сохранили почти все дома культуры. Они сохранили и умножили число музеев. Они вкладывали и вкладывают колоссальные усилия - где интуитивно, где программно-продуманно, где в связке с региональными университетами или их филиалами, где без этой связки, - вкладывают огромные энергетические ресурсы [(огромную энергию свою)] в одно: в сохранение системы воспроизводства той культуры, которая существовала на начало - середину 80-х годов.

Не имею права расставлять плюсы или минусы, [просто] констатирую, что в каком-нибудь селе Измаилово Кувандыкского района Оренбургской области - где "земля закругляется", где казахская граница - вы можете и сегодня оказаться в настоящем доме культуры. Да, в нём нет воды, краны сухие. Но в нём четыре коллектива: детский, подростковый, молодёжный и средневозрастной. Там вы можете увидеть весь этнический диапазон, который можно себе представить [на просторах глубинной России]: от угро-финна до почти [(?)] китайца, - и такой фантастический хор исполняет со сцены казачьи песни. И они [(поющие)] в новых костюмах, и эти костюмы стоят чувствительных денег. И в этом на краю земли находящемся доме культуры есть компьютерный дисковый проектор. Старенький, но есть, и через него показывают фильмы и познавательные передачи, включая "Би-Би-Си о животных". И вся эта работа проводится, повторяю, в запредельно удалённом сельском населённом пункте [(его почтовый индекс вы не найдёте в Интернете)], без копейки из областного бюджета.

И есть ещё одно моё любимое место - Акбулак, это тоже Оренбуржье. Я о нём часто говорю, потому что одной из моих задач было разобраться в том, что происходит на границе, на новой границе. <···> Так вот, Акбулак, где за последние пять лет построены всеми правдами и неправдами лицей и детское общежитие при этом лицее с комнатами на двух-трёх подростков. Это лицей, в котором учатся дети из множества раскиданных окрестных деревенек. Бельё щупал: китайское дешёвое, но новое и крепкое. Мебель ДСП-шная, но новая и крепкая. В этом Акбулаке построена музыкальная школа, и для <···> [неё] выписана учительница хореографии из Оренбурга. Для того чтобы её с мужем туда заманить, надо было выделить для них одну из четырёх квартир, которые Акбулак смог построить. По степным холмам провезли 9-метровое зеркало. Как провезли - это типичное российское народное чудо. Провезли-таки по этим холмам. И в хореографическом классе есть это зеркало, потому что оно должно там быть! Таков норматив.

Какой? - Культурный норматив тех самых 80-х годов. [(А в 60-х хореографические классы без зеркал обходились? Или имеется в виду норматив на размеры зеркала? По крайней мере, лично мне в 80-е доводилось видеть помещения, где люди регулярно и успешно занимались хореографией, довольствуясь отнюдь не девятиметровыми зеркалами.)]

Там построен спортивный комплекс на четыре баскетбольные площадки по размеру. Он на четыре метра закопан в сухой лёсс, чтобы не тратиться на отопление. Свет под крышей. А кровля собрана из элементов брежневских коровников, доставленных из степи. За десятки километров кранами тащили железобетонные фермы для того, чтобы сделать спортивный комплекс. [(Не знаю, может, и кранами "по холмам" тащили, но главное, что не на себе. А использование старых ("брежневских"!) железобетонных конструкций, наверняка подвергавшихся длительному воздействию разных стихий и способных, не приведи господь, пополнить статистику чрезвычайных происшествий с тяжёлыми последствиями, - это повод для чувств весьма противоречивых...)] И это сделано местной властью. Почему? Почему это кажется абсолютно необходимым? Вопрос. Какие тут теневые схемы работают, можно разобраться, но это даже неинтересно (обычная схема: занизить урожайность, продать до элеватора "налево", отдать Нижнему Тагилу арбузы в обмен на дерево; сложные бартерные схемы по-прежнему в ходу, равно как и денежные). Важно другое. С процессом демографического сжатия цена индивида возрастает, и в малом городе она возрастает быстрее всего.

Более того, в этом Акбулаке (это всего 16 тысяч жителей) действует филиал Оренбургского государственного университета с относительно надёжной интернет-связью [(главное его достоинство?)]. И это опять погружает нас в любопытную действительность.

Сейчас я, как и ряд моих коллег, занят подготовкой серии докладов о состоянии высшего образования в стране и о путях его реконструкции. По содержанию, а не только по форме, не только по оплате, не только по экзаменам, - по существу. Волей-неволей встал вопрос о том, что такое филиалы университетов. Что такое сами региональные университеты, и что такое их филиалы. Как всегда, гамма растянутая. Есть блистательно работающие ядра культуры, на которых всё держится: вытащи его - и это место может очень скоро исчезнуть. Есть полное жульё, вроде [господ из] Тюменской области, где в Тюменском государственном университете в самой Тюмени тысяча бюджетных студентов. Одна! А всего там, вместе с филиалами, тридцать тысяч студентов. Это фабрика по отсасыванию денег в чистом виде. Схема проста: недоплачиваешь преподавателю в <···> Тюмени [(меньше студентов - ниже ставка)], потом он куда-то едет, как когда-то по обществу "Знание" имени Сизифа, отчитывает за одну неделю свой курс; урча, уносит полугодовой заработок, - все довольны, все расходятся. [(Если и впрямь так, то при чём здесь "недоплата в Тюмени"? В случае "переплаты" преподаватель отказался бы от такого заработка?)] Между этими полюсами множество промежуточных стадий, некоторые из которых чрезвычайно интересны.

Хотя я за последние годы немало чего увидел и узнал, продолжаю поражаться разнообразию, казалось бы, типичных ситуаций. Человеческие рисунки, межчеловеческие взаимосвязи оказываются куда сложнее, чем принято о них думать. Особенно принято теми, кто удерживается в позиции московского снобизма. А самый ярый приверженец московского снобизма - это наше дорогое правительство. Мне довелось год или чуть больше назад вместе с ещё тремя коллегами в течение нескольких часов сквалыжиться с Дмитрием Николаевичем Козаком. [(В словаре Даля глаголу "сквалыжить" соответствуют такие глаголы, как "скряжничать" и "попрошайничать", а среди синонимов существительного "сквалыжник" обнаружилось прилагательное "сварливый". Исходя из последнего и судя по строению фразы Глазычева, можно предположить, что его "сквалыжиться" означает "ругаться, ссориться". Найденное, если принять во внимание ситуационный контекст, логично заменить на "препираться (возможно, из-за денег или иных ресурсов (см. выше "попрошайничать"))".)]. Если свести всё это сквалыжение, которое кончилось нашим полным поражением, к двум простым суждениям, то это будет выглядеть так. Мы говорили: "Страну неплохо бы знать". А нам говорили: "Да не надо её знать совершенно".

Эти две позиции принципиальны. Речь ведь не о незнании, не о безграмотности, как было с властями прежних времён. Дмитрия Николаевича Козака в безграмотности не упрекнёшь. Это принципиальный схематизм, когда схема, абсолютно по-большевистски, дороже богатства и разнообразия действительности. Ведь стоит признать, что эта действительность существует, что она богата и разнообразна, и тогда применять единый методический, управленческий или какой-либо другой шаблон будет невозможно. Придётся допустить, что надо иметь столько шаблонов, сколько есть типов ситуаций. Это смерти подобно для вполне образованных господ Кудрина, Грефа и им подобных. При всём моём к ним почтении.

Вот этот драматизм несоответствия передаётся дальше на губернский уровень и сказывается на губернаторах, даже на тех, кто объезжает регулярно владения свои, как, скажем, Дмитрий Фёдорович Аяцков. Непременно под уборку урожая, будьте уверены, он объехал все районы, но что это за тип контакта? - Понятный, учётно-зачётный. Всё в порядке, ответ такой, какой ожидается. <···> Районный народ лихой [(ушлый)] и всё знает.

Поэтому если выгодно, то он к урожаю прибавит треть. Если выгодно по-другому, он треть отымет. Главное, чтобы общий баланс получился такой, какой губернатору приятен.

<···>

И ещё одна деталь, на которую мне хотелось бы обратить внимание. <···> Это сложение [(формирование)] низовых, местных <···> "клубов деловых людей". У нас сейчас идут разговоры о социально ответственном бизнесе. Они и суть социально ответственный бизнес, и уже давно. Потому что ежели крышу у школы не починить, плохо. Всем плохо. Если мост не отремонтировать, плохо. А поскольку дождаться на это денег никаких возможностей нет, то идёт нормальное скидывание и реализация - трудом, материалами, <···> деньгами. Эти "клубы", естественно, начинают фактически вступать в довольно сложные отношения с губернской властью. <···> [Я] <···>, конечно, далёк от утверждения, что они начинают кому-то диктовать [свою] волю <···>. Но то, что они начинают реально влиять на назначение или выборы районной власти, - это уж точно.

<···>

<···> Знаете, в этом Акбулаке не было бы всех этих построек, если бы не существовало гармонии отношений между районной властью и местным "клубом". Областных денег в созданном было очень мало.

<···> Хотя я и утверждаю на основании исследований, что различия между соседними "населёнными пунктами" внутри одного региона больше, чем различия между самими регионами, это не значит, что различий между регионами нет. Мы при этом сталкиваемся с любопытными парадоксами. Есть всем известная пирамидальная система власти в Татарстане (Бабай, мудрый, хитрый, замечательный по-своему персонаж, действительно управляющий всем и вся). Это абсолютно моноцентричная конструкция. Можно было бы ожидать, что на низовом уровне активность людей будет минимальна. Ничего подобного. Для меня это было полнейшей неожиданностью. Накопленная энергетика человеческих ресурсов оказалась там наивысшей из всех шести исследованных регионов. Даже люди, которых обычно в фельетонах прописывают, вроде начальника местного образования, оказываются способны к порождению абсолютно деловых проектов. Вроде идеи использовать в мирных целях две с лишним сотни компьютеров, распиханных по федеральной программе по сельским школам: <···> [связать их] в сеть и использовать как справочную, информационную и управленческую систему. Нормальный деловой проект, он был доработан и уже реализуется. И таких много.

Напротив, Чувашия, Николай Васильевич Фёдоров. Человек просвещённый, вне всякого сомнения. Такой Людовик скорее не XV, а XIV, который в своём маленьком королевстве король-солнце и думает за всех. Думает хорошо, грамотно. Решения принимаются взвешенные, проработанные с экспертами. Как правило, совершенно грамотные решения. [(А в чём принципиальное отличие системы Бабая от системы Фёдорова? У Бабая решения неграмотные? Или "король-солнце" Фёдоров демократию развёл?)] Самый тяжёлый проектный семинар был там. Настолько подавлено всё и вся - не жестоким нажимом, а мощью авторитета власти, - что никто не решается и помыслить о самостоятельном придумывании какого-то действа. Ситуация оказывается зеркальной. <···>

<···>

Очень любопытна Мордовия. Четыре "брата-разбойника" контролируют всё основное хозяйство республики, аккуратно поделили все основные деньгоносные структуры. Всё понятно, всё известно, всё схвачено. Но при этом они не мешают тому, чтобы между четырьмя распростёртыми щупальцами произрастала любая травка, какая пожелает. В результате малый бизнес в Мордовии развит куда больше, чем в якобы глубоко просвещённой Самарской губернии.

В Мордовии я столкнулся с ситуацией, когда маленькие местные холдинги - а они выживают именно как холдинги, имеющие опоры в разных типах производства, - входящие в систему "клуба", действительно работающего с местной властью, одновременно начинают формировать низовое профессиональное образование. Это вам не ЮКОС, это не "ЛУКойл", это не "Wimm-Bill-Dann". Это не алмазники [("Русская мануфактура"?)], которые в Егорьевском районе создали ПТУ под новое предприятие. (Там большие средства, сильные менеджеральные конструкции.) Нет, это фирмы, в которых работают от 50 до 200 человек. И они [(фирмы)] начали формировать реальный заказ. Они оплачивают этот заказ, нанимая казённых преподавателей в казённых техникумах или заменяя их другими.

Таким образом происходит очень мощная ([хотя и] незаметная, рассеянная по множеству точек) кадровая революция, как это явление было принято называть на советском языке. И, кстати, по моим наблюдениям, на уровне районной власти она совершилась и почти завершилась [(благодаря формируемому маленькими мордовскими холдингами низовому профессиональному образованию?)]. Мы имеем дело с совершенно новым поколением людей [(мордовских?)]. Главы районов обладают уже каким-никаким, а университетским образованием [(нет, с темой холдингов (а может, и с темой всей Мордовии) лектор, кажется, уже покончил...)]; это уже не прежние "крепкие хозяйственники". Это люди, которые обладают пониманием того, что есть такая вещь, как коммуникативные способности. Это люди, объехавшие уже хороший кусок мира и его повидавшие. Это люди, на столе у которых, зайдя в кабинет, можно, как правило, потрогать тёплый компьютер <···>. <···> Хотя при этом мой оптимизм <···> более чем умеренный, поскольку мы встречаем и любопытнейшие ситуации, когда, скажем, 63% русского населения Печорского района Псковской области из соображений удобства одновременно являются гражданами суверенной Эстонии. [(При этом, конечно, "соображения удобства" русского населения Печорского района Псковской области мало что значили бы, если бы в начале 90-х эстонские власти не принялись раздавать эстонские паспорта жителям этой местности на том основании, что она-де принадлежит Эстонии, а вовсе не России. Процесс шёл вплоть до середины 90-х. Потом прибалты одумались.)] 63% - это уже очень много. [(Согласно другим данным, имеет смысл говорить примерно о 20 процентах.)] Если есть Абхазия с её почти 75% русских [(российских)] граждан, то есть и обратные ситуации, которые ввязывают [(гостеприимно приглашают в данном случае)] псковских людей, занимающихся немножко контрабандой, немножко браконьерством на Чудском озере и в окрестных лесах, уже непосредственно в Европейский союз. Никакой нужды ни в губернском начальстве, ни тем более в федеральном они [(печорские агенты Евросоюза)] отнюдь не испытывают. Какие ментальные изменения вызывает эта сложная форма жизни, я не знаю. Но какие-то вызывает.

Так же и в огромной полосе, идущей вдоль Казахстана, где 10 лет граница вообще была только провозглашена, но даже de jure не установлена. Погранзаставы там стоят на глубине 20-25 километров от границы. Там, где можно было домик арендовать у района, а не там, где надо. Контрабанда была в течение 10 лет образом жизни тысяч людей, и трудно поверить в то, что можно это теперь разом, росчерком пера, установкой знаков, изменить. Кстати, знаков нет до сих пор. Те, что есть, это знаки погранзоны, установленные за счёт районов. Они в 5 километрах друг от друга. Это ещё доказать надо, что знак был и его видели.

Различные образы мышления вместе с разными образами жизни образуют такую феерическую мозаику, что… Хотел бы сказать, что я её начинаю понимать, но воздержусь. Я начинаю приближаться к её пониманию и при этом крайне заинтересован в умножении числа лиц, которым это любопытно. А в мирных целях это использовать можно, потому что сеть региональных университетов начинает потихонечку работать.

<···>

16 сентября 2004 года