По поводу "Бесконечного тупика"(продолжение) |
|
<···> Женщина не может понять величия философа, но она может увидеть, что в мужском интеллектуальном мире её избранник почему-то пользуется глубоким уважением.
|
| Фрагменты текста А. Паньковского "Против Лу Саломе (О девицах лёгкого интеллектуального поведения)": |
Что нам известно о Лу Саломе? Например, то, <···> что "она была русская; ей едва только исполнилось 20 лет; она обладала недюжинным умом и чрезвычайной интеллектуальной восприимчивостью; красота её не была классической, но это обстоятельство делало её только лучше и обаятельнее" [(Даниэль Галеви, "Жизнь Фридриха Ницше")] <···>. Известно, что она была страшно загадочна и демонична, что свои письма Паулю Рэ она подписывала "Ваша маленькая девочка" [(а "Пупсик" не подписывала?)]. А также - что эта "маленькая девочка", как утверждают многие биографы, станет прообразом ницшеанского [(ницшевского)] Заратустры, а впоследствии - "одной из самых исключительных женщин в истории Европы". В качестве главного аргумента в защиту этой исключительности прилагается каталог с именами тем или иным образом связанных с ней знаменитостей: Ницше, Рильке, Фрейд, Ибсен, Толстой, Тургенев, Вагнер. "С её именем связывают самоубийства Виктора Тауска и Пауля Рэ; по настоянию Мартина Бубера, известного философа и близкого друга, ею была написана книга под названием "Эротика", которая стала бестселлером в Европе и выдержала 5 переизданий..." [(Л. Гармаш, "Так говорила Заратустра".)] Довольно. Не так уж мало известно нам о Лу фон Саломе. Что нам не известно о Лу фон Саломе? Что она была посредственна, фрагментарно начитана <···> и совершенно обыкновенна, что, с моей точки зрения, нисколько не унижает её как женщину. А также ряд "отрицательных" дефиниций: она не могла быть ни прообразом Заратустры, ни "совершенным другом", ни "абсолютным злом" в жизни Ницше; и вовсе не обладала она тем самым уникальным "даром понимания", о котором твердят на всех углах биографы. Но отдадим должное м-ль Лу: был у неё один действительно незаурядный дар, и имя ему - нюх [("и имя ему - НЮХ" (к вопросу о чувстве стиля))] на бессмертие <···>. <···> "Меня слегка взволновало начало наших отношений, в чём-то забавное и неожиданное: завязались они почти мгновенно - возможно потому, что Пауль Рэ, над которым парил некий ореол неординарных событий (выд. мной [(А. Паньковским)]), разом затмил всё происходившее до него" - подобных откровений, отмечающих наличие вышеописанного дара, в литературном наследии Саломе великое множество. А эта цитата взята из книги "Lebensruckblick". Слово "Lebensruckblick" означает нечто вроде "моя жизнь", хотя этот неологизм и не поддаётся буквальному переводу. "Отражённое возвращение в собственную жизнь" - таков примерно замысел Саломе; это её своеобразный "амаркорд" - "горестное воспоминание о сладостных мгновениях", согласно резюме Л. Гармаш, переводчика <···>. <···> <···> Хочу подчеркнуть то обстоятельство, что замысел Саломе не является "укоренённым в повседневность". Напротив, "Lebensruckblick", "Эротика" (беспомощная диалектика любви: пошлые рассуждения о взаимном притяжении и отталкивании) и, например, "Ницше в зеркале собственного творчества" (набор известных цитат [из] Ницше, нанизанных на шомпол [(почему ж не на "шампур"?)] видения Лу) содержат заявку на Литературу и целый ряд психологических и философских обобщений. <···> "Исследователи удивляются, - пишет Л. Гармаш [("Так говорила Заратустра")], - как всё же после близости с двумя величайшими романтиками - Ницше и Рильке - она так легко вобрала в себя суровый реализм Фрейда. [(Я, конечно, понимаю, что "после близости с двумя" да "вобрать в себя суровый реализм Фрейда" - это совсем не то, что имел бы в виду Роман Трахтенберг. Но, может, госпоже Гармаш стоило пребывать в поиске слова немного подольше, дабы не дать порочащим замысел двусмысленностям ни единого шанса?)] Мне же кажется, что именно в этих необычных отношениях закалялась виртуозность её интроспекции". Помилуйте, исследователи, чему же тут удивляться? Ведь Лу Саломе - вероятно, в силу собственной пустоты - легко вбирала в себя то, с чем сталкивалась. И всю эту мифическую "виртуозность интроспекции" нужно отнести только на счёт самих Ницше, Рильке или Фрейда. <···> Знал ли Ницше истинную цену Лу Саломе? Полагаю, что знал. Вернее, узнал со временем. [В какой-то момент] <···> Лу начинает говорить "по существу", т. е. просвещать Ницше насчёт "женщины в себе". Можно предположить, что апогей взаимных объяснений Ницше и Лу - момент его предложения. Что же он слышит в ответ? "Мы (т. е. м-ль Лу и Пауль Рэ. - А. П.) решили объяснить Ницше, что, во-первых, я испытываю глубокое отвращение к браку вообще, во-вторых, что я живу на одну пенсию, которую моя мать получает как вдова генерала, и, наконец, что брак лишил бы меня скромной ренты, которая мне полагалась как единственной наследнице русского дворянского рода" [("Lebensruckblick")]. Иными словами, она не может выйти замуж за Ницше отнюдь не по причине любви или её отсутствия, а потому, что, во-первых, брак - это не модно и не эпатажно (ведь нужно всенепременно эпатировать публику), а во-вторых - из сугубо меркантильных соображений: рента, знаете ли. Что должен был, по вашему мнению, думать по этому поводу Ницше? Конечно, он шокирован и оскорблён. В том числе и тем, что Лу постоянно ставит его в один ряд с так называемым кружком и Паулем Рэ, в частности. Я далёк от мысли об их идиллических отношениях: Фридрих наверняка знал истинную цену Паулю, автору "Генезиса сознания", равно как знал цену и себе. <···> И конечно же, история с Лу становится поводом для целого ряда размышлений по поводу женской натуры. Однако слово самому Ницше. Вот эти строки [(из книги "По ту сторону добра и зла")], давно ставшие классическими, но странным образом игнорируемые его биографами и толкователями: "Женщина не понимает, что значит кушание, и хочет быть кухаркой! Если б женщина была мыслящим существом, то она как кухарка в течение тысячелетий должна была бы сделать величайшее физиологическое открытие, а также взять в свои руки искусство лечения! Благодаря дурным кухаркам - полному отсутствию разумности в кухне - дольше всего задерживалось развитие человека, больше всего ему нанесено всяких изъянов, и нынче дело обстоит не лучше. Речь [(обращена)] к женской высшей школе". Суть этого фрагмента: если даже на исконной своей территории, каковой является кухня, у женщины нет [особых] достижений, то как можно рассчитывать на её достижения в других областях? <···> "Ничто так не чуждо женщине по существу, ничто так не претит, так не враждебно ей, как правда: её великое искусство - ложь, её высшее назначение - обманчивость и красота". <···> Таким образом, женщина способна выступить в качестве своего рода философии, но отнюдь не в качестве философа или пророка (к вопросу о прообразе Заратустры). Ещё ряд фрагментов, уже не нуждающихся в комментариях: "Чёрная одежда и молчаливость придают каждой женщине умный вид". "Женщина стремится к самостоятельности и для этой цели начинает просвещать мужчин насчёт "женщины в себе" - это составляет наихудшую часть прогресса в деле обезображения Европы. Что должны вывести на свет божий эти неуклюжие попытки женской научности и самообнажения! У женщины столько оснований для стыдливости! В женщине скрыто столько педантизма, столько поверхностного, школьно-учительского элемента, мелкой приспособленности, мелкой разнузданности и нескромности..." И так далее. Несложно догадаться, что главная героиня (или одна из таковых) этих афоризмов - Лу Саломе. Мог ли её устами говорить Заратустра? Нет, Заратустра так не говорил. Могла ли Саломе быть прототипом Заратустры? Нет. Она не могла быть ни его другом, ни врагом. Ни его причиной, ни поводом к нему [(что, даже негативной причиной и поводом для создания образа "от противного"?)]. <···> Зато она могла быть страстным, быть может единственным, увлечением Ницше. <···> ...Вообще, калька "Поэт - Муза" [(архетип, допустим, а не "калька")] при всех своих бесчисленных разновидностях (Философ - Философия) удерживает в себе несколько воспроизводящихся - прямо с какой-то тупой настойчивостью! - черт. <···> Прежде всего бросается в глаза то, что верные жёны грандов мировой мысли в разряд "муз", "вдохновительниц" и "прототипов" не попадают. Большинство исследователей, например, мало интересовала жена Гёте (она его была как бы не достойна), зато сколько волнующих строк посвящено Беттине Брентано! Вообще, последняя, словно некий логический средний термин, связывает между собой два имени - Гёте и Бетховена. Милан Кундера в "Бессмертии" блестяще показал суть истинных отношений Гёте и навязавшейся ему уже на закате его жизни Беттины. Пресловутая Лиля Брик тоже вполне удачно разместила капитал своего романа с Маяковским: ей удалось стать "средним термином" между Маяковским и целым литературным салоном, в котором вращались Бродский, Вознесенский, Лимонов. Аполлинария Суслова, девица, проведшая некоторое время подле Достоевского, осуществила его "смычку" с В. Розановым (который на ней женился [(на Сусловой, не на смычке)]). И подобные примеры можно множить бесконечно. Забавно, что в этих примерах довольно частыми [(часто)] героинями выступают русские женщины - как минимум по происхождению [русские]. В них есть какая-то особая загадка? "Главная загадка русского Сфинкса, - пишет Александр Эткинд в книге "Содом и Психея. Очерки интеллектуальной истории Серебряного века" (М.: "ИЦ-Гарант", 1996), - амбивалентность в любви, присущая диким предкам и непонятная западному человеку [(видимо, не имевшему диких предков)]. По сути дела, Блок в "Скифах", как это ни удивительно, имеет в виду практически то же, о чём Фрейд писал Цвейгу, говоря, что амбивалентность чувств есть наследие первобытности, сохранившееся у русских больше, чем у других народов [(вот здесь логично)]". Эффектный финал, подтверждающий эту мысль, А. Эткинд находит в "ужасном конце" Блока, кочергой разбившего у себя дома незадолго до смерти бюст Аполлона. Тут уже не с "цивилизацией" сведены счёты, но с самой Культурой. [(Короче говоря, малокультурные русские дикарки гипнотизируют культурных иностранцев.)] <···> <···> <···> Думаю, Ницше не считал Лу злой или демоничной, но полагал, что у нее несколько испорченный характер [(и называл её не только "Абсолютным злом", но и "сухой, грязной, вонючей обезьяной с подкладной грудью")]. Автор этих строк также считает [(позируя и кокетничая слогом, хотя внимания требует другое: в тексте полно ляпов)], что незачем приписывать Лу Саломе, обычной женщине с обычными недостатками и талантами [(достоинствами)], качества, коих она не заслужила. <···> Архив 341 342 343 |